Андрей Александрович давно не получал писем. Редко кто сейчас посылает письма. Даже на Новый год ленятся писать письма в конвертах, а звонят по мобильнику. А тут пришло письмо. Пришло в начале января, словно запоздавшее новогоднее поздравительное. Но открытки в конверте не прощупывалось. И без штампов на конверте, не из организации. С обратным адресом. Адрес и обратный адрес написаны от руки. Письмо из Москвы.
«Уважаемый Андрей Александрович. Вам пишет Пирогов Андрей Александрович. Моя мать, Шабрина Нина Ивановна, болея, просила меня написать Вам. Она хотела вернуть Вам одну вещь, которая Вам принадлежала. К сожалению, мне потребовалось время, чтобы найти Ваш адрес. Пытался связаться с теми, чьи телефоны были у мамы. Нашел Ваш адрес через Владимира Ивановича Рогова. Вы его должны помнить. Он учился с мамой и с Вами в институте. Пока он выяснил ваш новый адрес, мама умерла. Но так как она просила, чтобы я нашел Вас, я должен исполнить ее волю. Я надеюсь, что адрес правильный и письмо попадет к Вам. Если Вы ответите, и я буду уверен, что адрес правильный, я перешлю вам то, о чем мама говорила.
С уважением. А.Пирогов»
Так получилось, что та глухомань, куда Андрея занесло после института, засосала его всерьез и надолго. В Москве он оказывался редкими наездами и чаще всего проездом. Точнее проездом с одного аэропорта в другой. Пару раз, все-таки, созванивался с Роговым, а о Шабриной и вовсе позабыл. И не знал о ней ничегошеньки. А потом понемногу и с Роговым переписка разладилась. Но вот отыскали. Новости, касающиеся далекого прошлого, обычно печальны. Вот, пожалуйста, Нинка умерла. Правда, ощущения потери эта новость не принесла. Но все равно неприятно. Нинку он знал, можно сказать, поскольку – постольку. И даже представить ее не мог иной, как видел последний раз на пятом курсе: честно говоря, не такой привлекательной, чтобы запомнить ее образ на годы. И уж вовсе он вообразить не мог, какие его вещи у нее сохранились. Что за ценности, чтобы она их за столько лет не выбросила? В те годы, какие у них, студенческой голи перекатной, вообще могли быть ценности?
Последняя сессия позади. Суровая череда лекций и семинаров, зачетов и экзаменов, наконец, канула в прошлое. Но скоро канет в прошлое и веселая чехарда всякого рода совместных посиделок. И вот группа собралась, кажется, в последний раз в полном составе, как на занятиях. Точнее, абсолютно полным составом, как и на занятиях не случалось. Такие дела, как назначение тем диплома и кураторов не пропускают даже последние лентяи. Мероприятие проходило в сухом бюрократическом духе. Зав кафедрой, еще более уныло, чем читал лекции, зачитывал темы дипломов и представлял кураторов, словно некролог по группе зачитывал. Называл имя студента. Названный вставал. Потом называлась тема и куратор. Некоторые из кураторов были незнакомые, с предприятий и НИИ. Куратор вставал, бросал короткий взгляд на того, на кого ему указал жребий, взгляд парикмахера, когда клиент садится в кресло. Студент смотрел на куратора. Есть контакт! Зав кафедрой зачитывает новую пару. Проходило уныло и закончилось неожиданно быстро. Зав кафедрой не произнес ни слова напутствия. Видно, торопился куда-нибудь. Вчерашние студенты, вышли из аудитории с чувством незавершенности. Распадалась, как карточный домик, связь времен, связь пяти институтских лет. Спускались с четвертого этажа кафедры к центральной проходной института неторопливо, словно похоронная процессия, словно что-то важное потеряли тут, за какой-то дверью. Словно рады были бы хоть какой-нибудь пустячной причине, чтобы ненамного задержаться. Бывают в жизни минуты роковые. Вот такая роковая минута и пришла. Каждый понимал: больше группу вместе не собрать.
– С одной стороны, за что боролись, на то и напоролись, – сказал Лорьян. Теперь каждый пойдет своим путем. Так ведь сказал Володя Ульянов своей маме.
– Только без пошлостей, он сказал не каждый пойдет своим путем, а мы пойдем другим путем. А это разные вещи. Не надо передергивать, – уточнила Полина Гринблат.
– Хорошо, приведем другое сравнение. Из легкой атлетики. Первый курс – это стометровка. Все бегут кучно и резко. Второй – двухсотметровка. И так далее. А диплом – это забег на ориентирование. Ориентир – диплом. Каждый теперь пойдет к диплому собственным путем. С собственным куратором и собственной темой. Ни лекций, ни семинаров. Только случайные встречи на пересечении тропинок. Как в ориентировании,
Спустились к самому входу, важному и торжественному, как расставание навсегда.
– Что же мы, под мертвое молчание институтских стен покинем альма-матер? Вы чувствуете, в воздухе витает вопрос? – не унимался Лорьян, – Неужели сейчас выйдем на улицу и расстанемся. Возможно, навсегда.
– Ну почему же навсегда, ты еще в общежитии успеешь своей болтовней надоесть, – сказала Полина.
Когда они вышли на улицу, и их ослепило яркое, почти весеннее солнце последних дней февраля, вопрос, который и в темных коридорах института толкался, как младенец в утробе, стал настойчиво требовать разрешения. Решать нужно было быстро. Или городской транспорт стаей стервятников, раскромсает группу, навсегда разорвет по частям. И ответ родился. Радостный весенний свет открыл выпускникам глаза: такое дело нужно отметить.
Погода стояла соответствующая. Прекрасные февральские окна. Почти март. Небольшой нежный, ласковый минус. Облакам уже не хватало силы укрыть солнце. Настроение стало прекрасным. И прояснилась перспектива: найти заведение, где можно приземлиться, чтобы отметить.
И даже москвичи, записные штрейкбрехеры, которые, как правило, к групповым торжествам подключались крайне прохладно, а их в группе к выпуску перевалило за половину, не нарушали равнения в строю. Решили сразу ехать в центр. Полным составом загрузились в троллейбус. Вопрос денег был решен просто. Гончаров, который жил в центре, заскочил домой и выпросил у родителей ориентировочную сумму с тем, чтобы потом ему вернули.
Но их нигде не ждали. Накрыть с бухты-барахты стол на восемнадцать человек, да еще студентов, которые ведь не закажут, как приличные люди? Во всех кафе, им отвечали одинаково: имеется указание, столов не сдвигать. Даже в ресторане, что вышло бы им дороже, ответили, что банкеты только по предварительной заявке.
В конце концов, они добрели до «Метелицы» на новом Арбате. «Метелица» – не забегаловка. Модное кафе. Подзоровой там даже случалось бывать. И она сказала со знанием дела, что «Метелица» вполне подойдет. Ужин комплексный: плати десятку на входе и ешь то, что на столе. Не очень дешево, но не убийственно. Зато культурно. Траты по случаю выхода на диплом вполне обоснованные. Желаешь чего-нибудь эксклюзивного? Пожалуйста, в буфете, за дополнительную плату. Естественно, приносить с собой категорически запрещено.
