Все события, действующие лица и названия населенных пунктов являются вымышленными и существуют лишь в воображении автора. Любые аналогии неправомерны.
Пролог
Судьба иногда проделывает с человеком такие забавные штуки, что от них становится не до смеха. Более того, человек в таких случаях склонен обижаться на судьбу-злодейку и винить ее не только в этой конкретной, но и в других своих бедах. Все несчастья он сваливает на стечение обстоятельств и событий, вольным или невольным участником которых становится. Ему кажется, что небеса поступили с ним несправедливо, и что он заслуживает большего и лучшего. Ну, или хотя бы некоторого снисхождения. И он совершенно не подозревает, что судьба, порой, сама приходит в ужас от его поступков.
Может, виноваты животные инстинкты далеких пещерных предков? В самом деле, куда деваются благоразумие, терпение, смиренность и прочие добродетели, когда речь заходит об извлечении выгоды или спасения собственной шкуры? Ради многого человек готов от многого отказаться и на многое пойти. И только круглый дурак может прошляпить момент, когда другие сходят с ума от манящей близости вожделенной цели. Как ни странно, но на таких на дураках зачастую и держится общество. Лишь в сравнении с ними умный может назвать себя умным. Несомненно, появись в обществе одних только умниц дурак, он вызвал бы переполох. Одно его имя приводило бы в трепет барышень, над ним сиял бы ореол всеобщего уважения, а случайная популярность сделала бы его героем. Возможно ли такое?
Близорукость общества способна вознести чудака на любые высоты. Ей же ничего не стоит низвергнуть достойного воспевания героя, если он вдруг покажется кому-то заурядным. Беда общества заключается в том, что оно всегда считает правым себя. Похмелье приходит позже. А пока, почитая нового героя, люди изумленно спрашивают друг у друга – откуда он взялся, где был раньше? Действительно, где, откуда? Наш герой, смущенно шаркнув ножкой, ответил бы на это примерно так: «Я всю жизнь прожил рядом с вами, просто вам не было до меня дела».
Избирательный долг
Вот и брызнули у нас
Слезы радости из глаз,
Кто бы раньше мог поверить,
что настанет этот час?
Абэрра Лемма, «Перемены»
***
– Что-что сделал этот гражданин? – не веря услышанному, спросил старший следователь Уреченского районного отдела внутренних дел капитан Малинин. Он сидел за рабочим столом в своем кабинете и с озадаченным видом почесывал за ухом остро отточенным карандашом. В другой руке капитан держал помятый лист дешевой серой бумаги. Это был протокол об административном правонарушении, который Малинин читал с огромным удивлением. Его взгляд быстро бегал по строчкам. По мере чтения глаза стража порядка заметно округлялись, постепенно превращаясь в два больших блестящих блюдца.
– Гражданин Шумов Константин Петрович… года рождения… временно неработающий… образование неоконченное среднее… ттт-ппп-ссс… с целью намеренного зловредительства подошел к урне… К урне? К какой еще урне? – размеренно перечитывал вслух капитан Малинин. – А-а, подошел к избирательной урне, находясь в состоянии алкогольного опьянения, и… хм-хм… И что сделал?!
Стоявший с пунцовым, как перезрелый помидор, лицом у двери его кабинета грузный участковый Сопелко смущенно кашлянул и, явно чувствуя себя неуютно, еле слышно с едва заметным малороссийским акцентом пояснил:
– Наблевал, товарищ капитан.
– Что-что?! – не веря своим ушам, переспросил Малинин. – Говорите громко и отчетливо, лейтенант! Ничего не понимаю…
– Наблевал, товарищ капитан, – судорожно сглотнув и невероятным усилием воли придав своему голосу более высокую тональность, повторил лейтенант Сопелко; в его глазах капитан был большим начальством, поэтому внутри он трясся от страха. – Прямо, так сказать, в урну.
Получив неоспоримое доказательство того, что он не ошибся, и услышал то, что услышал, Малинин испустил странный болезненный звук, похожий на чавканье лопнувшего болотного пузыря. Он оторвался от чтения, откинулся на спинку старенького, жалобно скрипнувшего под ним стула, и перевел на участкового тяжелый, изучающий взгляд. Малинин смотрел, не моргая, и взирал так долго и пристально, что Сопелко стало не по себе. В памяти последнего тут же всплыли, казалось, давно забытые образы из далекого детства. Ему вспомнился его собственный участковый, которого жители квартала уважительно величали Михалыч. Несмотря на ласковое прозвище, Михалыч слыл строгим и ревностным стражем порядка. По одному ему ведомым причинам он не брал взяток, даже домашним молочком, зато без устали, день и ночь, охотился за тунеядцами, самогонщиками и местной шпаной, словно видел в этом цель своей не примечательной жизни. Сопелко в те годы, а это были годы начала Перестройки, в силу возраста юридически еще не мог считаться тунеядцем, а к семейному самогонному аппарату – в ту пору главной ценности в доме, – ему строго-настрого запрещал приближаться отец. Тот, хоть и носил на шее нательный крестик, но искренне считал себя атеистом, и потому со светлой душой никогда ни с кем ничем не делился, никому не подставлял щеку для второго удара, не без успеха бегал от жены на сторону и без зазрения совести тащил с родного завода все, что удавалось пропихнуть через дыру в заборе.
Сопелко-младший брал с отца пример, но все равно считался в семье самым «башковитым». Он занимался тем, что бил стекла в соседских окнах, тайком курил в школьном туалете, оставляя после себя настенные надписи и рисунки фривольного содержания, а в свободное время вместе с пацанами из своего двора отчаянно и бессмысленно мутузил на ближайшем пустыре пацанов из соседнего двора. Иногда оба двора объединялись и самозабвенно мутузили на том же пустыре пацанов из соседнего квартала, на всю жизнь украшая боевыми шрамами и себя, и соперника. Лучшего развлечения они и придумать не могли.
Время от времени Михалыч устраивал на поле битвы засады, и без добычи никогда не уходил. Один-два драчуна обязательно попадали к нему в руки. Обычно дело ограничивалось профилактической беседой у Михалыча в кабинете, бумагой в школу и вызовом родителей, после чего попавшемуся пацану была обеспечена порка отцовским ремнем. Но однажды будущий участковый Сопелко попал в серьезный переплет. На спор со старшеклассниками он украл из газетного киоска главное партийное издание страны – газету «Правда», – однако во время бегства был схвачен с поличным бдительным Михалычем, услыхавшим отчаянный рев обкраденной киоскерши.
Вопреки традиции, Михалыч повел Сопелко не в свой опорный пункт, а прямо в отделение, где вместе с «железной» уликой в виде газеты «Правда» передал его в руки инспектора по делам несовершеннолетних. Тот, а вернее, та, обреченно взглянув на измятую «Правду», а затем на висевший на стене портрет генсека ЦК КПСС Михаила Горбачева, заперла на ключ дверь и годами отработанным движением потянулась к сейфу. Там, рядом с казенным граненым стаканом и табельным оружием, под надежным замком хранилась изъятая у какого-то трудного подростка поллитровка самогона. Испугавшись ответственности, инспекторша выпила для храбрости и передала юного Сопелко знакомому сотруднику уголовного розыска, чему тот несказанно обрадовался. Ему как раз не хватало «галочки» для квартального отчета, и он мучительно размышлял над тем, кого бы, за что и как еще упечь за решетку. Вскоре пацан, выигравший на свою беду спор у вдоволь насмеявшихся старшеклассников, предстал перед суровым судом, где полностью признал свою вину. Так с легкой руки Михалыча Сопелко был условно осужден за «Правду», что, впрочем, не помешало ему впоследствии стать участковым и занять место Михалыча. Судимость давно сгорела, но неприятные воспоминания остались, и время от времени напоминали о себе. Вот и в эту минуту Сопелко, поймав на себе взгляд Малинина, словно снова перенесся в кабинет следователя, который допрашивал его по поводу «Правды». Неприятные ассоциации сковали его язык, а в толстом брюхе участкового зашевелились признаки надвигающейся изжоги, уже подкатывающей к зобу.
