– Дети нуждаются в правилах, – объявила мисс Ваткинс. – А правилам следует подчиняться.
Эта дама была сделана из углов и прямых линий, вся такая аккуратная и чёткая, от шпилек в волосах до кромки её длинных чёрных юбок. Мисс Ваткинс верила в хорошие манеры, честную игру и полезность свежего воздуха для подрастающих детей, а ещё она верила в правила.
С прямой спиной, она, словно каменная, сидела за большим столом, на котором никогда ничему не позволялось быть не на своём месте. Даже золотая рыбка в хрустальной вазе-аквариуме плавала строго по часовой стрелке. За спиной мисс Ваткинс открытое окно впускало в комнату солнечный свет, пропахший солёным морем, крики и возгласы ликующих детей, выпущенных поиграть на воздухе, и мяуканье чаек. А перед ней расположились три нарушителя правил: девочка, мальчик и маленький человечек, который не был ребёнком и которому следовало бы понимать, что можно, а что нельзя.
Флора – её лицо почти скрывалось под копной светлых волос – сидела молча и неподвижно. Этой девочке всегда была присуща некая отрешённость, она выглядела как человек, который держит свои мысли и чувства при себе. Рядом с ней на скамье ёрзал худенький мальчик с исцарапанными коленками, он болтал ногами и внимательно поглядывал на мисс Ваткинс тёмными блестящими глазами. Пип давно приучился к бдительности: при первых признаках угрозы он был готов вжать голову в плечи и пуститься наутёк.
В Доме для ненужных и нечаянно безродных детей, именуемом «Солнечной бухтой», скамья, на которой сидели Пип и Флора, имела своё название. Она была известна как Скамья нагоняев, её деревянную поверхность отполировало множество виноватых задниц. Флора и Пип очень хорошо знали эту скамью, но сейчас нагоняю подвергался кое-кто другой.
– Дети в «Солнечной бухте» не голодают, господин Горбо, – проинформировала мисс Ваткинс стоявшего перед ней низенького тучного человечка. Не такая уж большая часть этого человечка виднелась над столешницей, хотя был он вполне взрослым, взрослее не бывает. – У них тщательно сбалансированная диета, они получают много чернослива, а по воскресеньям им отводится дополнительная порция заварного крема. Хорошо отрегулированный желудок – залог хорошо отрегулированного ума. А теперь объясните мне, почему я нахожу этих двоих, – мисс Ваткинс взглянула на Пипа и Флору, – в том месте, где им не положено быть, и в то время, когда им там быть не положено, да ещё усыпанных крошками и перемазанных вареньем?
Горбо порывисто вздохнул.
– Всего лишь несколько пирожков с вареньем, в этом ведь нет вреда, правда? Такой маленький полуночный обедик. Как говорила моя мама, «съешь пирог, хоть полкусочка, – вот и пролетела ночка».
– Были нарушены правила. Это всегда во вред, – твёрдо сказала мисс Ваткинс. – Детей застали в бельевом шкафу, куда им не позволено залезать. Есть между установленными приёмами пищи не позволено. Принимать еду от чужаков не позволено…
– Горбо не чужак, – возразил Пип. – Он наш друг.
– …а находиться вне постели после Отбоя, – продолжила мисс Ваткинс, не обращая внимания на то, что её перебили, – строго запрещено. Я не могу допустить, чтобы дети бродили в темноте. С ними может произойти множество неприятных вещей, от заноз до безвременной смерти.
Горбо стыдливо повесил голову.
– Возможно, господин Горбо не прочитал наши правила, – предположила мисс Крипнинг, экономка «Солнечной бухты». Это была пухленькая дама, уютная как диванная подушка, с озорным огоньком в глазах. Когда-то она сама была сиротой в «Солнечной бухте» и с тех пор так и осталась здесь. Мисс Крипнинг помнила всё, что происходило в Доме для ненужных детей, вплоть до тёмных времён, которые царили здесь, прежде чем управляющей стала мисс Ваткинс. – Вы умеете читать, господин Горбо?
– Если быть точным, я не умею не читать. – Сморщив нос, Горбо посмотрел на длинный список правил и инструкций, висевший на стене в комнате мисс Ваткинс. – Но всё зависит от того, каким почерком написано, и какие именно слова, и ведут ли себя буквы так, как им положено. Некоторые буквы очень уж корёжатся, просто диву даёшься. Лучше читается, если я делаю вот так. – Горбо согнулся, сунул голову между ногами и уставился на правила снизу, изучая перевёрнутый текст. – Вот, теперь всё умство прилило к моей думалке…