По радио во время полуденных новостей вскользь сообщили о том, что профессиональный альпинист успешной и открыто конкурирующей страны взял да и покорил вершину сложной, до сегодняшнего дня неприступной горы. Назвали этот холм его настоящим именем невесть на каком языке, но запомнить сложное сочетание букв неподготовленному человеку трудно, да и к чему оно? Покорил, да покорил – молодец. Что тут такого? Не многих это волнует. Потом об этом альпинисте мимоходом упомянули где-то по телевизору в вечерних новостях, и на том новость спокойно забылась всеми. Огласки среди народа ровно никакой. Зато вот у здешнего чиновника ночью язва открылась от систематических и усердных употреблений алкоголя и вредных закусок, так эту новость неделю с наслаждением и в подробностях обсуждали, все же событие более радостное и близкое, чем какие-то там холмы. Нечего и говорить про новости из далеких земель, хоть там даже взорвись континент, лишь бы сами живы, здоровы.
Так же подумал Федор Васильевич, выключив радио после выпуска новостей, пропустив сообщение об альпинисте мимо ушей. Он закончил обед и как раз собирался продолжить работу. Надев рукавицы, шапку и накинув бушлат, он побрел через двор в цех, (где тоже стояла не слишком высокая температура) чтобы там продолжить вытачивать железные изделия. Стояла середина декабря и присутствовала крайняя необходимость управиться с планом к концу года, от того работать приходилось много и без длительных перерывов, временами задерживаясь на смене, а что поделать? Сказано – надо, значит, надо. Трудился он токарем-универсалом на заводе много лет к ряду, вел обычную, ничем не примечательную и не заметную жизнь. Все, как и у всех: семья, работа, те же хлопоты, радости и разговоры. Водку пил умело, но знал грань отдыху, без продолжительных и бессмысленных загулов. В быту умеренно общителен, умелец во всякой работе, и в целом хороший и положительный друг, семьянин и гражданин. Трудолюбие имел исправное, дисциплину знал, да хоть и был в возрасте, а все любил учиться новому, то плотником потрудится, то слесарем, и сельское хозяйство вел и всякое ремесло понимал. На досуге и почитать не прочь, то книгу, то журнал профильный. Хозяйственный человек, да все старался в дом да семью добыть, благоустроить как-то да лишнюю монету принести. Случалось, что с завода мог утянуть чего-либо, но это, как сам разумел, не грех, а необходимость. Ведь на зарплату сильно не проживешь, а всякая отвертка да железка дома сгодится. Да и чего стесняться? Директора крадут масштабами не сопоставимыми со здравым смыслом, а тут по мелочи – ничего страшного. И таков Федор Васильевич как весь народ – работящий, грамотный, находчивый и бедный. И все этот народ знал, понимал, да продолжал жить так же странно, как жил сто, двести и триста лет назад.
***
В городе все больше ощущалась предновогодняя суета. Традиционно украшались улицы, витрины магазинов, развешивались гирлянды и бумажные снежинки лепились на окна с внутренней стороны. Мишура переливалась от света, вывешенная в форме елок, снежинок, геометрических фигур и хаотичных линий и предметов. В разных частях города высились пышные ели, срубленные как раз ради праздника. По углам, а так же около оживленных мест, активно шла торговля елям и соснами, частные магазины и торговые сети акцентировались на искусственных деревьях, игрушках, разноцветных огнях. В продуктовых магазинах все пропиталось атмосферой праздника: стенами сложены коробки с шампанским, водкой и вином; кругом икра, красная рыба, оливки, майонезы; по полкам лежат и стоят шоколадные зайцы и деды морозы, подарочные наборы, разные конфеты и, конечно, мандарины, очень много мандаринов. Этот запах, казалось, витал уже везде и в себе нес наиболее сильную атмосферу праздника знакомую многим с детства. Оживление можно заметить везде, хотя главная волна штурма магазинов ожидалась чуть позже, (где-то с 27 декабря) народ уже ждал нового года, и дома никому не сиделось. Это ведь единственный столь масштабный и всенародный праздник, пожалуй, самый культовый – ни больше, ни меньше.
Федор Васильевич уходил сегодня с работы примерно в 15 часов. Его чересчур долгая смена, растянувшаяся с прошлого позднего вечера, подошла к концу. На заводе снова ходили слухи о сокращениях, о том, что ночные смены уберут, и прочие страсти, но так говорили уже лет 20 и все равно ничего не менялось. Уставшие мужчины выходили с завода, некоторые несли в руках сумки продуктов, что тащились домой, иные шли налегке, но едва встретив за территорией поджидавших их там жен, тут же обременялись массой пакетов разной весовой категории. Другой рабочий шел с большой коробкой в руке, это был не то конструктор, не то набор какой-то. Это, он говорит, сыну к новому году. Сам Федор Васильевич вспомнил, как однажды на новый год подарил сыну к празднику внушительных размеров железную дорогу, чем вызвал неимоверную радость у ребенка. Тот игрушечный поезд бесконечно двигался по кругу игрушечных рельс, и мог пройти сотни оборотов, но ребенку было весело и радостно играть с ним, наблюдать, фантазировать. Если что, всегда можно задействовать запасной вариант – разобрать рельсы и сложить из них другую форму, пустив поезд под откос.
Направились все кто куда, в разные стороны от завода, да каждый по своим делам и углам. Федор Васильевич сегодня пошел прямиком домой. Ну, как прямиком, сперва предстояло отправиться на остановку и там ждать автобус. Не то что бы он жил далеко, а все же добрых километров 7—8 надо преодолеть, а это если с всякими светофорами, да по скользким улицам, то выйдет очень долго. Да и дорога потом кончается приличная и превращается в ледяные колдобины. Живет он чуть-чуть за городом, но там уже нет асфальта и даже малая цивилизации, как в городе, пропадает. Его скромная машинка сейчас в гараже, сам же и ремонтирует, а потому уже вторую неделю дней он ездит на автобусе, а на машину и времени нет.
– Нет, все же пора серьезно заняться машиной, – подумал он, в очередной раз, простаивая на остановке, на пустыре под лютым ветром порядка 20 минут безрезультатного ожидания.
Разного транспорта ходит много, каждую минуту не автобус, так маршрутка, то троллейбус, а нужного ему все нет и нет. В итоге хоть и приезжает нужный транспорт, но уже прилично набитый народом, а на его остановке недалеко от завода и совсем рядом с обшарпанным краеведческим музеем набивается огромное количество пассажиров и еле живой автобус, за рулем которого пожилой, меланхоличный и чуть ли не спящий мужчина. Как больно видеть проезжающие мимо пустые маршрутки, сквозь окна которых бросаются в глаза пустеющие кресла и в целом по 5—10 человек пассажиров распределенных по салону.
