Посвящаю маме, Ядвиге Иосифовне, и светлой памяти бабушек: Папкевич Юзефы Петровны и Гавдей Феодоры Александровны.
Книга приурочена к 75-летию Великой Победы.
В каждом рассказе – судьба человека. От матери, уберёгшей единственного сына, до Русалки, помогавшей разведчикам, от ночного духа Летавицы до единственной оставшейся жительницы – хранителя взвода красноармейцев, от девушки-санитарки, вытащившей из кровавого ада нашего бойца и немца, до Крыничницы, пришедшей на помощь раненому красноармейцу, от глухонемого партизана-одиночки до командира 57-мм орудия.
Главная мысль книги – в словах одноногого бригадира ("Бабы"):
– Это, лейтенант, бабы, – и посмотрев в сторону кладбища, Иван повторил, – наши бабы
Хочу сказать спасибо всем читателям за поддержку, критику и советы. Особая благодарность корректору Ларисе Сеченовой.
С уважением, Андрей Авдей.
Если у Вас появились вопросы, замечания и пожелания, Вы можете написать автору:
– основная группа ВКонтакте: https://vk.com/four_ls;
– e-mail: [email protected]
Часть первая. Как родных сыновей
Небесная твердь переливалась мириадами звёзд, завораживая любого, кто поднимал голову вверх. Глядя на мерцание крохотных светил, не хотелось волноваться и переживать. Хотелось просто лежать и удивляться тому, как же все-таки огромна вселенная, и как в ней мал и незначителен человек. Микроскопический кристаллик в бескрайнем океане равнодушного ко всему мироздания, который радовался, огорчался и мечтал о том, что выживет. Потому что ему было всего двадцать.
Лежа около пушки, Николай смотрел на усыпанный звёздами небосвод и размышлял о предстоящем бое. Тем более что вечером на позиции батареи пожаловал замполит полка. Как водится, вручил награды, зачитал приказ о присвоении очередных и внеочередных званий, а потом произнёс пламенную речь. Из его выступления все поняли только одно – хана. Основной удар придется на их полк. А это значит, что в живых останутся только самые везучие.
Потому что у истребителей танков «длинный ствол, но жизнь короткая». Пять выстрелов, иногда больше, иногда меньше и всё. Взрыв, второй, третий, и «напрасно старушка ждёт сына домой, ей скажут, она зарыдает». Николай посмотрел на свою сорокапятку, расчётом которой командовал уже второй месяц.
Истребителей называли по-разному. Официально – чуть ли ни элитная артиллерия специального назначения, в войсках – «Смерть врагу, кранты расчёту». Не зря, ой, не зря им платили в два раза больше, чем пехоте. Из десяти подбитых танков семь приходилось на истребителей. А из десяти орудий в бою выживала едва ли половина. Могли бы и в три раза больше платить, и в четыре, всё равно эти деньги получать некому. Кому повезло – тот в госпитале, а кому нет – в земле. И вторых гораздо больше.
Расчёт Николая называли счастливым. Ещё бы, три боя – все целы, а командир получил сержанта и «За отвагу». Везунчики.
Черное небо хмыкнуло, равнодушно мерцая холодным светом. Ему было всё равно. А вот командиру орудия – нет. Хотелось выжить и в этом бою.
Как сказал наводчик: «Помереть геройски – дело нехитрое. Воюй только по уставу – наградят посмертно "Славой"»1. Орден, конечно, хорошо, но вернуться домой – ещё лучше. Поэтому командир расчёта долго просидел со взводным, после чего вместе с бойцами потратил два часа законного отдыха на рытьё, таскание веток и маскировку. Заряжающий откуда-то притащил две дымовые шашки, ещё раз всё обсудили до мелочей. Только после этого сержант отпустил бойцов.
А сам любовался ночным небом и думал. Сколько выстрелов? Два, пять, восемь? От этого зависели судьба орудия и их жизни. Отвлёкшись на падающую звезду, Николай тихо пропел: «С неба звездочка упала, ты желанье загадала, ты у неба попросила, чтоб живым вернулся милый».
«Загадать, что ли, желание?». Но яркий шлейф пропал так же быстро, как и появился. «Не успел», – вздохнул Николай.
– Успел, – раздалось слева.
Сержант от неожиданности дернулся и больно ударился головой о пушку.
– Аккуратнее, солдатик, не ровен час – в госпиталь увезут, – тихий смех заставил сержанта покраснеть.
– Не в госпиталь, а под трибунал скорее, за членовредительство, – хмыкнул он и оглянулся.
Метрах в пяти от орудия, улыбаясь, стояла девушка лет двадцати, одетая в легкое светящееся платье. Её золотые волосы опускались почти до земли, а глаза…
– Что молчишь, язык проглотил? – гостья подошла ближе.
Заворожённый невероятной красотой девушки, Николай смог только что-то невразумительно промычать.
– Ау, воин, очнись!
– Простите, как вы сюда попали?
– Ни тебе «здравствуй», ни «разрешите представиться», – девушка нахмурилась.
– Доброй ночи, Николай, вам здесь не место, – скороговоркой выпалил сержант.
– Где захочу, там и буду. Ясно?
Гостья раздраженно топнула ногой, и Николай непроизвольно опустил голову вниз, посмотрев на сияющие ярко-красные сапожки.
– Попался, – рассмеялась девушка, – кто глянет на мою обувь, навсегда приворожён будет. Что теперь скажешь, воин?
– Согласен, – радостно кивнул сержант, – как говорится, совет нам да любовь, «горько!». А теперь поцелуемся?
– Экий ты шустрый, – девушка смущённо отступила.
– Мы, истребители, должны быть шустрыми. Так как насчёт поцелуя?
– Вот заладил, поцелуй-поцелуй, – гостья нахмурилась, – русским языком говорю – дух я ночной, Летавицей зовут.
– Очень приятно, – шутливо отдал честь сержант.
– Не перебивай, – рассердилась девушка, – любой, кто не устоит перед моими чарами или на сапоги глянет – до самой смерти будет приворожён.
– Подумаешь, – Николай пожал плечами и улыбнулся.
– Ничего не подумаешь, – Летавица явно обиделась, – от несчастной любви бросишь дом и, как лист в непогоду, пойдёшь скитаться по свету, только бы меня из сердца прочь изгнать.
– Смешная ты, – хмыкнул сержант, – мы и без твоих чар вырваны из дома. Как листья в непогоду, скитаемся по земле. Правда, не одни.
Он похлопал по стволу сорокопятки:
– С боевой подругой. Три боя пережили, а утром ждет четвёртый, последний.
– Как это последний? – девушка тряхнула копной золотых волос, от чего вокруг разлетелись крохотные искорки.
– Предчувствие у меня: до захода солнца не доживу, – спокойно ответил Николай. – И сколько раз наша сорокопятка успеет выстрелить, неизвестно. Может, один, может – десять. А потом…
– А потом? – Летавица заинтересованно подошла к пушке.
– Всё, – рассмеялся артиллерист. – Немцы жить хотят не меньше нашего. Их танкистам неохота гореть, поэтому заметят и накроют огнем. Так что завтра будешь уже другого привораживать.
– Вот ещё, – фыркнула девушка, – придумал.
– Ничего я не придумал, – сержант похлопал ладонью по стволу сорокапятки, – её «Прощай, Родина» называют. Думаешь, просто так?
