1 августа 1999 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Трасса Асахикава—Биэй
– Однокомнатный банан,– сказал Москаль-Ямамото.
Соноко-сан кивнула. Но руки дежурной по-прежнему лежали на томике манги.
– Что не так?
– Необходим второй пароль,– сказала она по-японски,– Вам должны были его передать.
Мне опять захотелось выйти за “таблетки”, зайти в бронированную будку и хорошенько ей врезать.
У дежурной Соноко уникальный талант выбешивать!
– Давай, говори,– сказал Ямамото.
– Не буду я говорить!– рявкнул я.
– Ты что, забыл пароль?
– Такое забудешь…
Он не стал выключать двигатель. “Таблетка” рычала, как тигр.
Я высунулся в окно.
– Мама-сан, прекратите делать вид, что вы нас не узнаёте,– заговорил я,– Наша бригада уже полгода, как ездит через вашу маруту. Хватит эти школьных шуток. Уважайте труд камикадзе! Вы же партийная.
– Кто здесь школьница, решаю я,– отозвалась Соноко.– Согласно инструкции, вы должны назвать оба пароля. В противном случае я имею право вас не пропустить.
– Мама-сан…
– Говорите официально.
– Уважаемая Соноко-сан! Пожалуйста, сообщите, кто вам подаёт идеи для ваших идиотских паролей?
– Уважаемый Пётр Уранович Шубин,– был ответ,– Вы говорите пароль – или разворачивайтесь. Я не уполномочена пускать Антона Кэндзабуровича без напарника.
Я вдохнул поглубже, откинулся на спинку сидения. И почти крикнул.
– Yaoi forever!
Запикали датчики. Посеребрённые створки ворот медленно разъехались в стороны.
Москаль тронул “таблетку”. Я успел заметить, как дежурная улыбалась за пуленепробиваемым стеклом.
– Эта мама-сан меня доведёт,– сказал я,– вот увидишь. Напишу в профком, пусть разбираются. Сорок лет девушке, пора бы без глупых шуток дежурить.
– Яойщица. Они выше простых обывателей.
– Она хоть понимает, где стоит?
– Понимает. Он из желтокрылых. Посёлок Камифурано, зона полного отселения.
– Я наизусть список помню! Не надо уточнять!
– Соноко-сан вроде нас с тобой. Её тоже не отпускает железное сердце Хоккайдо.
Объект 104 сверкал прямо по курсу. Башня была похожа на струну. Горные кряжи скрывали её подножье, а вершина пронзала небо.
– Беда с этими женщинами,– произнёс я.
– Угу. Как вернёмся, я в массажный салон. Тебя подбросить?
Москаль-Ямамото – крепкий и кряжистый. Всё такой же, каким был в восемь лет, когда мы с ним познакомились. Разве что вырос.
На смазливом лице метиса сверкают прямоугольные очки в толстой оправе, в стиле Жана-Поля Сартра и советских физиков.
– Не надо,– говорю я.
– Там китаянки,– со смаком говорит Антон Кэндзабурович,– Скоро здесь всё китайским будет. Уже договоры подписывают. Рабочие визы, квоты расширяют. Японская Социалистическая Республика Хоккайдо ждёт гостей.
– Откуда ты всё знаешь? И про дежурную, и про договоры.
– Опыт, опыт. И наследие предков. А ты что? Всё оплакиваешь старую любовь?
На зеркале заднего вида прыгали два брелка – храмовый амулет для безопасной езды и миниатюрная атомная бомба из красного плюша.
Я достал сигмаметр и стал смотреть на экранчики.
– Что с колебаниями?– Москаль-Ямамото щурился на дорогу.
– А, да. В норме. В норме! И красные, и зелёные.
– Следи внимательней. Мы сейчас находимся, можно сказать, в одном из самых опасных мест планеты Земля. Не время о школьницах думать.
– Я не думаю. Прошло семь лет!
– Вот! А через год будет восемь.
– Мне это не нравится.
– Не нравится через Квадраты – поехали через Море Изобилия. Ты ведь этого хочешь?
– Разговор мне этот не нравится.
– Сам начал.
На красном экранчике мигнула сотня. Но потом снова упало в сорок шесть. Может быть, всплеск. А может, просто барахлит. Здесь, у Штыка, все наблюдения могут быть только косвенные.
Это я вам как физик говорю.
Дорога пошла на подъём.
– Красная сотня,– сказал я,– Мигнула и пропала.
– А сколько сейчас?
– Сорок шесть.
– Напомни, чтобы я тебя предупредил,– сказал он,– Потом, если вернёмся.
– Это что-то с колебаниями?
– Нет, не с ними. Что там с лямбдой? Не выправились?
Я достал лямбдомерку.
Три основных датчика шкалили, остальные показывали погоду на Марсе. Кроме куприяновской дельты, которая явно шла с одного из малых спутников Юпитера.
– По прежнему чушь?– Москаль-Ямамото не отрывает вгляд от дороги.
– Да. Никакой согласованности.
– Мой опыт подсказывает, что там просто муся накрылся. Вот и передаёт непонятное.
– Как он может что-то передавать, если накрылся?
– Он не весь накрылся. Может, в него молния ударила.
– Ладно, не важно. Заменим и дело с концом,– я вдруг чувствую, что мне всё равно. И что я очень устал.
Зачёркнутый иероглиф “Человек”. Знак Зоны Отселения.
Москаль-Ямамото на автомате сбросил скорость. Теперь “Таблетка” жужжала майским жуком.
– Будет хорошо, если это была шаровая молния,– сказал он,– физики наконец-то узнают, что они существуют. Скажи, кстати, не слышал – появились новые модели шаровых молний?
– Когда я готовился к госам,– сказал я,– было две основных модели. Обе не сходились друг с другом. И с наблюдением.
– Ну да. Так всегда бывает. И будет.
– Шаровые молнии предпочитают не залетать в лаборатории.
“Таблетка” затормозила возле бывшей начальной школы. Навес над крыльцом наполовину обвалилась и висит на одном столбе. А сквозь крышу уже проросли берёзки.
За школой – простор заброшенных рисовых полей. Полузатопленные квадраты ещё заметны среди изумрудной травы.
Я вытянул из штанов “хвост” и прицепил за кольцо на поясе Москаля-Ямамото. Он, как и положено, проверил прицеп, а другой рукой уже открывал дверь. Я последовал за ним.
– Кто её ставил?– спросил Антон,– Вторая бригада?
Я смотрел на карту.
– Седьмая.
– Долматов, небось?
– Да. Но поминать его не обязательно.
– Да ладно тебе.
Я пошёл вдоль школы. Коричневая краска облезла, и от стены пахнло железом.
– Думаешь, переместило?
– Ничего не думаю. Эти идиоты забыли написать, в какой комнате прибор стоит.
– Обычная ошибка, когда в небольшой команде работаешь.
Так дошли до задней двери.
– Входим?
– Тут заперто. Вот увидишь. Когда была эвакуация, занятий ещё не было.
– Могли открыть.
– Долматов никогда бы не смог. Это я про него точно помню.
– Замолчи уже!
Дверь не поддаётся. Слышно, как скрипит в пазу заржавленный язычок.
Пришлось обходить дальше. По привычке заглядывал в пыльные окна. Там ничего полезного.
Пахло железом и сорными травами.
Двусторчатая дверь поворачивется туго. На петлях – космы ржавой паутины.
В холле сейсмо-пеленгатора нет. Следов тоже.
– Похоже, его даже не осматривали. Просто поствили и ушли.
– Обычное дело, если модель достаточно надёжная,– отзывается Москаль-Ямамото,– Камикадзе мало, а приборов много. И постоянно ставят новые. Ну ты уже сам всё увидел.
Что-то зазвенело. Я достал Токарев и снял с предохранителя.
– Тихо ты,– сказал Москаль-Ямамото,– это же просто зона отселения. Волны от Штыря здесь бывают только на испытаниях.
