Глава 1. Знакомство у реки
– Может, лучше поцелуешь, красавица? – хрипло спросил он, опаляя кожу дыханием.
Так близко, так самоуверенно. Чуть потянись – и можно коснуться губ. И…
Я с удовольствием залепила ему пощёчину. Получилось так звонко и смачно, что аж сама порадовалась.
Он отпрянул, в глазах сверкнули лиловые молнии. А глаза-то ничего-о-о. Светло-серые, будто небо осенью, но не грозовое, а просто затянутое тучами, за которыми прячется солнце.
Да и сам весь хорош, будто с картинки сошёл. Статный, плечистый, ладный. И неважно, что одет в простые штаны и льняную рубаху, расшитую чёрными узорами. Кстати, странно. Кто вышивал-то? Одним чёрным цветом нехорошо ведь. Но красиво смотрится, в тон его волосам, как вороново крыло, что спускаются за спину. Черты лица у него красивые, резкие. Прям хищный зверь, а не человек. На такого бы смотреть и смотреть. Только пахнет от него полынью и морозом ранней зимы.
Да и повадки… далеки от прекрасных.
– И поцелую, – хмыкнула я, вслушиваясь в плеск волн реки. Так-так, водяные вовсю подслушивают, потом сплетен не оберёшься. – Только не тебя.
Эх, хорошо же денек начинался! Солнышко светило, птички пели, на улице тепло. Я подхватила корзинку с бельём – и на речку. Нечего накапливать, постирать да вывесить надо, чтобы потом дальше спокойно заниматься своими травами. Но нет. Всё не так.
Свалился тут на голову. Сначала держался на почтительном расстоянии, а потом подошёл, разговор завёл. Дивиславом представился, сыном кузнеца. Говорил толково, складно. Я и заслушалась. Прям аж удивление взяло: откуда бы сыну кузнеца так уметь? Тут иной сказитель так речи не сложит, а этот прям заслушаешься.
Вот и сказала:
– Слова у тебя – мед сладкий, таким торговать можно. Очередь соберётся знатная.
А этот подлец возьми и целоваться полезь! Я настолько оторопела, что даже чудесницкую силу не вложила в ладонь, так от души и вмазала. Просто, без эффекта.
Впрочем, Дивислав не особо смутился, удар ему вреда не причинил. И только на красиво очерченных губах появилась тень улыбки.
– Резвая, – только и сказал он.
И продолжил смотреть так, словно уже решил съесть с потрохами.
– Шустрый, – не смутилась я, складывая руки на груди. – Али раз умеешь сладко рассказывать, так и девицы все должны у ног лежать?
– Хотелось бы, – неожиданно весело сказал он.
И вроде даже потянулся ко мне, чтобы сгрести в охапку, но резко остановился. Прислушался. Я насторожилась. И впрямь за спиной что-то треснуло.
– Калина-а-а! Калина! – раздался звонкий крик Забавы.
Дивислав чуть нахмурился. Вечно так с этими молодцами. Как один на один, так герой. А как кто ещё появится, так сразу в кусты.
– Калина!
Я выжидающе смотрела на него: ну, сокол ясный, что будешь делать?
Неожиданно солнце померкло, а где-то вдалеке загрохотал гром. Серые глаза Дивислава подёрнулись дымкой, зрачок на мгновение исчез, уступив светло-серой радужке. Я вздрогнула – вмиг дышать стало тяжело, а голова пошла кругом.
Он оказался совсем близко, стиснул в объятиях, не давая вырваться. Сердце замерло, словно и не знало, как биться.
– Я ещё вернусь, Калинка-малинка, – обжёг он полынным дыханием. – Никуда от меня не денешься.
И, обернувшись чёрным вороном, взмыл в небеса.
Я аж шарахнулась назад. Но потом только покачала головой. Чего только не бывает. Появится, понимаешь, голову вскружит, а потом – раз! – и улетел. И так, скажу я вам, не только с нелюдями лесными да наивными девицами-красавицами. Обычные мужчины – тоже те ещё… летуны.
– Калинка, ты меня вообще не слышишь, что ли? – возмущённо спросила Забава, к которой я так и не соизволила обернуться.
Вздохнув, я всё же повернулась к подруге. Да уж. Забава, дочь Остромысла. Страшная женщина. Не внешне, но внутренне. Ещё ни один молодец не сумел унести ноги от её пылкого взгляда. А что? Душа-девица всея Полозовичей, краса, надежда и прочее-прочее, если только у неё… хорошее настроение. Пышные косы, пышные формы, пышное, э, самомнение. При всём этом за близких готова ринуться в бой, дать больно, а потом невинно захлопать ресницами. А ещё любит котиков, куда без обормотов пушистых. В общем, мёд, а не девица. Главное, потреблять без перебора.
Забава покрутила кончик белокурой косы, а потом резко закинула её за спину. Глянула на меня озорными голубыми глазами:
– С кем ты тут разговаривала? Мужчина был, своими ушами слышала. Где взяла?
– Сам пристал, – сказала я чистую правду, наклоняясь и беря корзину с бельём. – И умчался так быстро, что я и слова не успела сказать. А хотела с тобой познакомить.
Забава тут же насупилась. Ей, вечно жаждущей отыскать единственного и неповторимого, катастрофически не везло в любовных делах.
– Издеваешься, – припечатала она. – Всё я поняла. Никто меня не любит, никто не приголубит. Пойду-ка я…
– Э… нет, родная. Бери свою корзинку и пошли домой. А то у меня и так ничего не осталось от пирожков с малиной.
Забава не оценила моей искренней заботы о её фигуре – презрительно фыркнула, легко взяла одной рукой корзинку и зашагала передо мной. Я только хмыкнула и последовала за ней. Ну а что? Покушать, знаете ли, это прекрасно, сама не без греха, но надо и про меру не забывать.
Забаву, кстати, мои нравоучения страшно злят. Подруга не забывает напоминать, что девушки, которые жр… едят и не толстеют – ведьмы. Ну что ж… в это есть зерно истины. Особенно учитывая, что моя мать – чудесница. А чудесница от ведьмы недалеко стоит; по сути, одно и есть. Только у нас, в Полозовичах, называется чуть иначе. Вот так и живём.
– Красивый хоть был? – спросила она, не оборачиваясь.
Я не сразу поняла, о чём речь. Но потом дошло. Красивый? Да. В Полозовичах у нас всё больше светловолосые и светлоглазые. Ну, ещё есть горцы заезжие с Ночных гор – те юркие и смуглые, вечно сверкают глазищами тёмными и бездонными.
– Красивый, – подтвердила я. – И явно нездешний. Только… нахальный больно.
Забава всё же обернулась. В ярко-голубых глазах мелькнул интерес.
– Ну-ка, рассказывай подробнее.
Я задумчиво смотрела под ноги. Дорога до речки от моего дома вся в ямах да ухабах: того и гляди споткнёшься и упадёшь в ворох листьев и хвойных иголок. Лес возле Ночных гор – всем на зависть лес. Нигде такого больше не сыщешь. Даже из самого стольного града Къева все едут к нам. За древесиной, за ягодами, за советами лесных жителей… Но об этом позже.
– Статный и черноволосый. Одет вроде просто, сыном кузнеца представился. Только не превращаются сыновья кузнецов в воронов.
Забава протянула руку и сорвала с куста сочные ягоды, тёмно-красные такие, с кислинкой. Шеленика зовутся, местная, так сказать, достопримечательность. Варенье получается – пальчики оближешь. Чем, по сути, и будет заниматься Забава, когда вымажется в тягучем янтарно-красном ягодном соке.
