Поезд мерно покачивался на стыках рельсов, выстукивая ритм, который давно стал фоном для размышлений Алексея Ратникова, известного среди своих как Лекс. Он сидел у окна, глядя на мелькающие за стеклом пейзажи. Бескрайние поля, редкие перелески, маленькие станции, где жизнь, казалось, замерла в ожидании чего-то важного. Это его земля, что может быть важнее? Родина! Многие забыли, что это такое. Никогда не мог понять тех, кто способен променять Родину на грязные бумажки, и не важно, доллары это или евро, какая разница. Они бежали из России, как крысы с корабля, вот только тонуть корабль не собирался. Оказалось, что крыс в нем накопилось так много, что, когда они сбежали, плавучесть улучшилась. Не зря в народе говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло»!
В руках он держал чашку с чаем, уже остывшим, но он не обращал на это внимания. Высокий, с широкими плечами и крепким телосложением. Лекс машинально потрогал шрам на щеке. Самый заметный шрам, тонкая белая линия, пересекающая левую бровь и щеку, память о мине в Сирии, которая едва не забрала его жизнь. Глаза Лекса, серые и холодные, как сталь, казалось, видели насквозь. Они выдавали в нем человека, который многое пережил и ещё больше повидал.
Но за этой суровой внешностью скрывался острый ум и тонкое чувство юмора. Лекс был тем, кого называют «старым» или «пятнадцатилетним» капитаном, человеком, который засиделся в должности, хотя и прошёл через ад войны, но не потерял себя. Он не умел выслуживаться перед начальством, не терпел подлости и всегда говорил правду в глаза, даже если это стоило ему карьеры. Его упрямство и принципиальность стали причиной того, что после ранения в Сирии его комиссовали, несмотря на огромный боевой опыт. Но Лекс не жалел об этом. Сам бы ни за что не ушёл, но здоровье подвело. Пулевое ранение, полученное в Чечне ещё куда ни шло, а вот мина в Сирии, которая взорвалась рядом, это серьёзно: контузия и куча осколков в теле. Спасибо врачам. А еще говорят, чудес не бывает. Неправда, теперь-то он знает, настоящие чудеса творят люди. Он выжил.
На пенсии финансово было трудно, хотя концы с концами сводить удавалось. Женой он так и не обзавёлся. В двухкомнатной хрущёвке, доставшейся от родителей, было скучно, компьютер, научные сайты, исторические и не только, да форумы про попаданцев, вот и все развлечение. А ещё мучительные сны про то, как в различных конфликтах, которые давно уже и войнами не называют, он терял своих друзей, выполняя задания Родины.
И вот в один серый и, казалось, самый обычный день раздался звонок, это был его друг и соратник по боевым. Человек просил о помощи. Ну не мог он пройти мимо. В детстве дед говорил ему: «В характере русского человека генетически заложена поддержка ближнего и помощь тем, кто нуждается в ней. Нельзя проходить мимо». Он сам прошёл войну. От Сталинграда, где раненый переплывал Волгу, но тянул плотик с тяжёлым «трёхсотым» товарищем, и до Берлина, где расписался на Рейхстаге. А погиб в 90-х… Не мог он пройти мимо, и вечером, возвращаясь из поликлиники, не отвернулся, когда два отморозка тащили в машину заплаканную и перепуганную школьницу. Не прошёл мимо, но два удара перекачанного амбала закончили жизненный путь ветерана. Хорошо хоть успел увидеть, перед тем как на всегда закрыть глаза, убегающую девчонку. А этих уродов так и не нашли. Или не искали, кто знает… Все, что Лекс смог, тогда ещё курсант училища, найти их фото через знакомых, внешность убийц запомнил на всю жизнь.
Человек просил о помощи. Лексу позвонил Грач, Толик Смирнов, его соратник в Сирии. Грачом он стал за свою характерную внешность, чернявый и с носом… Как смешно он изображал птицу на привале. Больше не смешно. Та самая мина, которая ранила Лекса, оторвала ему ногу.
Толик жил в Белгороде, вместе с родителями. Семьи не получилось, раньше все некогда было из-за командировок по горячим точкам, а теперь, на инвалидности, совсем сложно стало. По телефону Грач был краток:
– Приезжай, очень нужно!
Сын его соседа по даче, подающий надежды молодой учёный, попал в ужасную ситуацию: находясь на раскопках древнего поселения под Суджей, просто пропал. Пропал как раз тогда, когда ВСУ начали свою оккупацию приграничных территорий. Сосед, зная кто такой Толик сразу бросился к нему. Он готов был на всё, чтобы спасти сына.
Лекс вышел из поезда на вокзале Белгорода. Город, известный своей богатой историей и героическим прошлым, теперь был насторожен. На перроне его встретил пожилой мужчина с тревожным взглядом, отец пропавшего учёного.
– Спасибо, что приехали, – сказал мужчина, крепко пожимая руку Лексу.
– Я уже не знал, к кому обратиться. Власти говорят, что ничего не могут сделать, а я… я просто не могу сидеть сложа руки… Простите, я не представился, Иван Архипович Ломов, историк.
– Алексей Владимирович Ратников, – коротко сказал он, следуя за мужчиной к старому «жигулёнку», который ждал их на стоянке. На заднем сидении он увидел, как улыбается ему Грач.
– Здорово командир! – садясь на пассажирское сидение, рядом с водителем Лекс пожал протянутую руку.
– Как ты Толя, как живёшь то? Опять вокруг не спокойно, если верить новостям!
– Ну в новостях всего не скажут.
Жигулёнок мелко затрясся, заводясь и скрипнув покатил по улице в сторону пригорода. Дорога до дома заняла не больше получаса, но едва они выехали за пределы города, как в небе появился дрон. Лекс сразу почувствовал неладное.
Взрывная волна ударила по автомобилю, заставив его содрогнуться. Иван Архипович, бледный как мел, сжался на сиденье и резко свернул с трассы, уводя машину в сторону.
Машина, скрипя и стуча, мчалась по разбитому переулку, уходя от обстрела. Стреляли чем-то тяжелым по наводке дрона. Через несколько минут где-то вдалеке раздались очень сильные взрывы.
«А это уже Хаймарсы», – подумал Лекс. Белгород снова оказался под обстрелом.
– Это уже третья атака за неделю, – сказал Иван Архипович, глядя на дым, поднимающийся над городом.
– Они бьют по всему: по заводам, по дорогам, по жилым кварталам… Никто не знает, куда упадёт следующая ракета. Лекс молча кивнул. Он знал, что такое война, и понимал, что в таких условиях каждый день может стать последним.
После очередного поворота машина затормозила. Дом Ивана Архиповича находился на окраине Белгорода, в тихом посёлке, окружённом посадками. Это был старый, но уютный частный дом с большим садом. В кабинете учёного царил творческий беспорядок: книги, карты, схемы, приборы. На столе лежала открытая тетрадь с заметками. Лекс взял её в руки и начал листать.
– Где именно он пропал? – спросил он.
– На раскопках, в целом недалеко, но туда сейчас опасно, там линия фронта, – ответил Иван Архипович.
