Страх смерти хуже самой смерти.
Публий Сир (римский поэт, 1 век до н.э.)
– Я хочу в камеру смертников!
– Это невозможно!
На улице лил дождь. Тяжёлые свинцовые тучи закрыли всё небо. Они простирались до самого горизонта. Из-за этого было темно, и казалось, что на улице вечер, хотя время было 11 утра.
Полковник Бакраев Мурат Умбетович стоял возле окна и смотрел вдаль. Ему было 59 лет. Выглядел он внушительно, как и положено человеку его положения и возраста. Густые тёмно-каштановые волосы, зачёсанные назад на огромной голове. Пышные усы такого же цвета. Мясистый нос, пухлые толстые губы и глаза, бледно-голубые, почти прозрачные. Одет в зелёный мундир с зелёной рубашкой и галстуком. На ногах чёрные уставные ботинки. Всё было выглажено, вычищено до блеска. Не придраться.
Тюрьма №14, или в народе «расстрельная тюрьма», находилась в 20-ти км. от города на юге страны. Единственную дорогу, которая соединяла их с цивилизацией, опять размыло. А это значило, что на несколько дней они изолированы от всего мира. Не привезут новых заключённых, продуктов питания, корреспонденции.
Полковник повернулся и посмотрел на молодого человека с тёмно-русыми волосами, почти до плеч. Тяжело вздохнул.
– Невозможно, – повторил он.
– Но почему невозможно? Вы здесь полноправный хозяин.
– Послушайте меня ещё раз. Я встретился с вами, потому что меня попросили оттуда, – полковник показал указательным пальцем вверх. – Я подумал, что вы хотите взять у меня интервью, узнать, как живёт наша тюрьма. Конечно, многое здесь не расскажешь, но кое-что можно. А вы, – полковник ткнул пальцем в сторону юноши, – хотите в камеру смертников. Вы понимаете, о чём меня просите? Взять интервью у приговорённого к расстрелу. Прочувствовать атмосферу, проникнуться тюремным духом, – язвительно произнес Мурат Умбетович. – Ты как себе это представляешь?! – он не заметил, как перешел на «ты». – А если с тобой что-нибудь случится в камере? Изнасилуют или убьют?
– Вы серьёзно? – Андрей недоумённо посмотрел на полковника.
– Нет, не серьёзно. У нас здесь институт благородных девиц. Я серьёзно говорю, не могу ничем помочь. При всем уважении к вам и вашему журналу. Не могу. – Полковник прошел к своему столу и сел в кресло.
– Теперь послушайте меня, товарищ полковник. Я сотрудник самого популярного журнала «Криминал», тираж, которого, превышает сто тысяч экземпляров! Мне нужна эта статья. После неё я стану самым известным и популярным журналистом. Мне дадут премию. И… много чего. Вы должны мне помочь. Я не могу вернуться без неё. – Журналист смотрел открытым и, немного, вызывающим взглядом, что полковнику не могло не импонировать.
Он усмехнулся. Посмотрел поверх головы журналиста, в другой конец кабинета, где на диване сидел заместитель начальника. Весь разговор он молчал и что-то писал в блокноте. Невысокий, мускулистый, с чёрными глазами и тёмным от загара, лицом. В форме он выглядел, как эсэсовец.
– Вы слышали, Дмитрий Алексеевич?
– Да. – Заместитель кивнул, не поднимая головы.
Начальник вновь взглянул на журналиста. С минуту они молча взирали друг на друга: молодой, амбициозный, настырный, и пожилой, но мудрый полковник.
– Хорошо! – Мурат Умбетович хлопнул ладонью по столу. – Я вас закрою в одиночку на пару дней, свыкнитесь. После переведу к кому-нибудь, подумаю. Возьмёте интервью. Так же, на пару дней. Итого, четыре дня. Хватит? – Хозяин кабинета исподлобья смотрел на журналиста.
– Конечно! – Воскликнул Андрей и протянул руку через стол, чтобы поблагодарить полковника. Тот сделал вид, что не заметил ее.
– Вы женаты?
– Нет.
– Ну, девушка есть?
– Да, есть. Но там всё нормально. Она в курсе.
– Кто еще знает, что вы поехали сюда?
– Редактор и, собственно, Светлана, моя невеста. Всё.
– Ладно.– Полковник тяжело вздохнул, быстро глянул на зама и обратно. – Вас закроют в 11 камеру. Она как раз сегодня ночью освободилась. Будете соблюдать распорядок дня, выполнять режимные мероприятия. О том, что вы журналист будем знать только мы. Из этого кабинета вы выйдете для всех заключённым, приговорённым к расстрелу. И относиться к вам будут, как к осуждённому. Понятно?
– Понятно, товарищ полковник. – Андрей улыбнулся и поднёс руку к голове, отдавая честь.
– Ничего смешного не вижу. Раз вы согласны, пишите расписку, – начальник достал листок и ручку из ящика стола и положил перед журналистом. – Я, такой-то, такой-то, полностью данные, год рождения, домашний адрес, номер паспорта, не имею никаких претензий к нам, нахожусь в здравом рассудке, если с вами что-то случится. Я имею ввиду, вдруг вы психически неустойчивы, захотите вздёрнуться, или ещё чего. Понятно?
Журналист быстро написал, что требовалось, повернул листок к полковнику и произнес:
– Пойдёт?
– Пойдет. Не пойму я вас. Люди выйти отсюда хотят, а вы сами лезете в пасть к смерти.
Меня зовут Степанов Андрей Владимирович. Родился в город-герое Москва, 20 июня, 1957 года. Являюсь сотрудником журнала «Криминал», очень известного в стране. Сейчас мне 27 лет, и за свою небольшую карьеру, уже написал несколько серьёзных статей на криминальную тему. Но эта статья должна побить все остальные. Потому что впервые, гражданский находится в самом апогее нашей карательной системы. По заданию редакции я поехал в этот город, чтобы на своей шкуре испытать всё то, что испытывает приговорённый к расстрелу. По договорённости с начальником тюрьмы, Бакраевым Муратом Умбетовичем, о том, что я журналист, будут знать только двое: он и его зам. Дмитрий Алексеевич.
В кабинете я оставил деньги, документы, часы, кольцо, что не положено иметь в камере. После, заместитель провёл меня вниз, в медчасть, где я сдал анализы, осмотрели моё тело на предмет татуировок, кожных болезней т. д. Затем на складе выдали полосатую робу, кусок мыла, полотенце, подушку, одеяло и проводили в камеру. Везде я уже передвигался в наручниках. Неприятное ощущение.
Камеру описывать не вижу смысла. Здесь ничего нет. В углу железная кровать, рядом железный стол, зацементированные в пол. И умывальник. Над железной дверью лампочка. Вот и вся обстановка.
