Глава I
Знакомство с Белозером
Пожилая проводница распахнула дверь и, охнув от натуги, рванула вверх металлический щит, прикрывавший ступени. В тамбур со свежим воздухом ворвался незнакомый, чуть горьковатый запах.
Папа спустился вниз, выставил на платформу чемоданы и повернулся ко мне, чтобы подать руку. Но я успела прыгнуть, так что папе ничего не оставалось делать, как только исхитриться поймать меня. Оказавшись в папиных руках, я перехватила неодобрительный взгляд какой-то тетки в вагонном окошке, но тут же и забыла о нем, поскольку папа (в ответ на мой прыжок) лишь ухмыльнулся:
– А если б не поймал?
– Если бы, да кабы…, – протянула я.
Поезд, избавившись от нас, тяжело вздохнул, потянулся, гулко хрустнув всеми сочленениями, и медленно, словно тяжелая гусеница, пополз дальше к незнакомым землям. А мое прибытие на родину предков свершилось.
Старая, вся в трещинах, густо опутавших поверхность, просевшая кое-где до земли платформа, на которой мы оказались, совсем затерялась среди леса. И только вдали виднелась какая-то избушка с небольшим клочком расчищенной земли.
Едва железная гусеница скрылась за поворотом, как на меня мягко навалилась оглушительная тишина. Я собралась испугаться, что почему-то оглохла, но, к облегчению, уловила щебет птиц в глубине леса.
– Это что, и есть Белозеро? Это здесь мы жить будем? – потребовала я ответ у папы.
Но папа отмолчался – то ли не хотелось ему говорить, то ли просто не расслышал. Он стоял, запрокинув голову в небо, и лишь раздувал ноздри, шумно втягивая воздух. Я подумала, что, может, так и надо, и тоже стала принюхиваться, чем же может пахнуть отечество. От медленно колыхавшегося марева, струившегося от земли, на нас волнами наплывал все тот же запах с легкой горчинкой, который я уловила еще в тамбуре поезда. И мне представилось, что этот воздух можно было бы пить, будь он хоть чуть-чуть погуще.
– Значит, Тимофеич, доехал-таки?
Скрипучий голос прозвучал так внезапно, что я вздрогнула. Незаметно, словно из-под земли, рядом с нами возник смешной дед в драной телогрейке. А ведь я могла поклясться – еще какое-то мгновение назад здесь никого не было. Кудлатая дедова борода с застрявшими в ней соломинками топорщилась в разные стороны. Внезапно незнакомец принялся отчаянно чесать живот, и по его лицу разлилось такое блаженство, что я не выдержала и захихикала.
Наконец дед крякнул, успокоился и открыл глаза.
– Доехал, а то, как же, раз обещался, – спокойно ответил папа, а я стала судорожно соображать, пока они обнимались. Выходит, Тимофеичем здесь зовут моего папу? А, ну конечно, какая же я бестолочь, дедушку звали Тимофей, значит, папа – Тимофеевич, а это в свою очередь означает, что встречали именно нас.
– Вот, Ника, знакомься, твой двоюродный дед Кузьма Петрович.
– Да чего там! Просто дед Кузя, – заулыбался родственничек.
Взрослые подхватили чемоданы и двинулись к домику, примеченному мною раньше. Там нас поджидала грустная пегая лошадь, запряженная в телегу, полную душистого сена. Животина уныло покосилась на нас, но, видимо, ничего приятного не обнаружила и, хлестнув хвостом по спине от надоедливых слепней, снова уставилась в землю перед собой.
Мне же очень понравились колеса у телеги: деревянные, с железным ободом; и я стала запоминать конструкцию, чтобы по возвращении рассказать Саньку. Мы с ним давно хотели сделать что-нибудь подобное…
Внезапно я подлетела в воздух, а через мгновение упала прямо на сено. Аж дух захватило от полета. Это папа закинул меня наверх копны, а сам устроился с дедом Кузей на передке.
Лежать в сене оказалось необычайно здорово! От него так вкусно пахло летом. К тому же в траве ползало множество букашек, и я, вспомнив, что нам на лето задавала Римма Анатольевна по биологии, решила начать их изучать.
– Н-о-о! – свирепо гаркнул дед Кузя и телега, качнувшись с боку на бок, тронулась с места.
Но тут папа отвлек меня от исследований вопросом:
– Ну, как, нравится тебе здесь?
Я не ожидала подвоха и ответила, что, конечно, нравится.
– Вот видишь, а вспомни, как ты сопротивлялась, когда я сказал, что поедем в деревню, а не на дачу? Ты помнишь, как вредничала?
Он бы еще что-нибудь предложил вспомнить. Это было так давно. И я совсем не вредничала, а хотела просто выразить свое мнение. Но разве взрослым что объяснишь? Поэтому я насупилась и решила отмолчаться. Может, отстанут. И действительно, они стали что-то бубнить о своих знакомых и о всякой всячине, впрочем, я особо не прислушивалась…
…Уже стало смеркаться, когда лес внезапно расступился, а наш путь преградил забор из длинных, косо выставленных жердей. Дед Кузя слез с телеги и вытащил из укосин две жердины, загораживавшие нам колею. Машка (это лошадь нашу так звали) тут же прошла сквозь освободившийся проём и остановилась, дожидаясь возницу, пока тот заправит препоны обратно.
Я-то ожидала увидеть нечто большее. Не город, конечно, но как на картинках в учебнике по истории: холмы, густо обсаженные большими деревянными теремами в два, а то и три этажа; много людей в ярких нарядах, все что-то делают, куда-то спешат, из труб валит дым. А здесь лес с неохотой отдал людям чуток своих владений, чтобы они втиснули вдоль дороги (она же улица) домов тридцать с небольшими огородиками. Мы медленно катились мимо палисадников. Но меня уже не радовали ни резные наличники, ни гуси, ни куры, неохотно убегающие из-под копыт Машки. Я загрустила окончательно. Здесь точно не предвиделось большой компании, такой, как у нас на даче. А с кем я беситься буду? Тут я вдруг подумала, что местные дети тоже, наверное, уезжают на свои дачи, и в деревне кроме меня никого не окажется.
И стоило соглашаться с папой, чтобы обречь себя на заточение в этой лесной глуши?
Тут Машка остановилась, и большие резные ворота по правую руку от нас стали открываться, словно сами по себе. На неожиданно большом подворье, куда завернул телегу дед Кузя, нас, видимо, давно поджидали. Под навесом, устроенным на высоких шестах, стояли длинные столы в два ряда, заставленные мисками, тарелками и прочими емкостями. На лавках вдоль столов сидели люди, разом обернувшиеся на скрип тележных колес. Они все дружно бросились к нам обниматься и целоваться. Я ничего не успела сделать, как меня схватили и стали передавать друг другу, тиская и приговаривая:
– Ой, какая же ты стала большая!
Я мужественно вытерпела, поскольку не знала, кто из них мне приходится родственниками, судя по всему – вся деревня, но поклялась себе больше в деревни не ездить. Наконец какая-то добрая женщина просто вырвала меня из нескончаемых объятий со словами:
– Поди, деточка, пока, умойся с дороги, переоденься, а Лизка тебе поможет. Лизка-а, ты где?
