«Хорошие» и «плохие» зеркала
Мужчины никогда до конца не уверены, застегнута ли у них ширинка
Можно ли раздвинуть ноги взглядом?
Стерилизация как способ борьбы с агрессией
Разница между писсуаром и унитазом
Парадоксы голубой крови, или Сказочка на ночь
Ненавижу ездить в Стокгольм поездом. И совсем не потому, что опасаюсь путешествовать по железной дороге. Это в детстве я боялась, что пойду в вагоне в туалет, а тут случится катастрофа, и я позорно погибну, сидя на унитазе со спущенными трусиками. Мне даже иногда снились настоящие ужасы, как меня, мертвую, спасатели достают из покореженного туалета. При этом они скорбно хихикают, поглядывая на мой голый зад.
От тех детских страхов маленькой Эли, как по сию пору называют меня родители, уже не осталось ровным счетом ничего. Скоро мне исполнится двадцать пять лет. Это же страшно подумать – аж целая четверть столетия. Для большинства людей, которые знают меня, я – фрекен Мартинссон. Если кто знаком со мной поближе – просто Элинор.
А вот возвращаться на поезде из столицы в наш небольшой городок Хёгкуль, расположенный на юге страны, будет для меня одно удовольствие. Нет, никакого парадокса в этом не просматривается, сколько ни приглядывайся. Просто ехать приходится ночью. Ты валишься спать, но заснуть не можешь, смежаешь веки только к рассвету и оживаешь в восемь утра. Через десять минут поезд прибывает на Центральный вокзал Стокгольма, и надо срочно привести себя в порядок.
Туалет, как водится, занят. Поэтому приходится наносить макияж и причесываться прямо в купе, глядя в маленькое «походное» зеркальце. Потому как большое, укрепленное на стене, оккупировали твои попутчицы, не поленившиеся проснуться пораньше. Обычно это толстые тетки, каких немало и в нашем Хёгкуле.
Вообще-то, не представляю себе, зачем им укладывать волосы, красить ресницы, растирать тени по векам, пудрить носы? Этим дамам достаточно лишь причесаться. Неужели они думают еще кого-то соблазнить? Да и душок от них исходит отвратительный, они уже давно не пахнут так, как настоящие женщины. Вот эти красотки и наводят марафет по полной программе.
А мне приходится пользоваться маленьким зеркальцем, в котором и один свой глаз толком не разглядишь. Так я крашусь, подвожу губы, складываю их трубочкой, разминаю так, словно собираюсь сейчас выйти в эфир. Футлярчик с тушью перекатывается по столу, грозя сорваться на пол, постоянно приходится его придерживать оттопыренным мизинцем.
Все это повторяется каждый раз, когда я приезжаю из нашего захолустья в столицу. Можно, конечно, проснуться пораньше и попытаться первой захватить большое зеркало, висящее на стенке купе. Но если я не высыпаюсь, то потом целый день ничего не соображаю, выгляжу и говорю как самая настоящая дура. Потому и не люблю ездить поездом в Стокгольм. Но чем ты еще поедешь? Автобус или машина не для дальних путешествий, в них вообще не поспишь, не приляжешь.
Вот и теперь, в первый понедельник августа, я приехала на Центральный железнодорожный вокзал и, конечно же, первым делом увидела свое отражение в зеркале на перроне. По-моему, оно, установленное на колонне, вообще неправильное. Я выглядела в нем куда толще, чем была на самом деле. Вот дома у меня есть мое любимое зеркало – узкое и высокое, в самом центре старого трехстворчатого бельевого шкафа. Там я всегда безумно стройная.
«Чего ты ждала от этого противного зеркала, то в нем и увидела, – сказала я себе. – Что еще можно было ожидать? Глаза-то ты накрасила, но так, словно левый принадлежит какой-то одной Элинор, а правый – совсем другой девушке, да и пробор сделала кривоватый, разобрав свои шикарные пепельные волосы на два хвостика.
Ну и черт с ним, – решаю я. – Кому ты собираешься понравиться? Этому непробиваемому функционеру Юхону Улссону, отвечающему в Классической либеральной партии за связь с общественностью? Так он вообще не мужчина и, строго говоря, даже не человек в служебное время. Он функция и фикция одновременно. Говорит не то, что думает, а озвучивает партийные документы. Никогда не могла представить его с кем-то в одной постели. Он, наверное, и голый выглядит так важно, словно на нем деловой костюм, синяя рубашка и малиновый галстук».
Будь моя воля, никогда не пошла бы на встречу с ним. Но дело в том, что моей волей в этом вопросе никто не интересовался. Наша маленькая FM-станция, на которой я работаю модератором, как и множество ей подобных, живет за счет рекламы, в основном политической. К нашему счастью, в Швеции множество партий, есть даже с почти одинаковыми названиями. Каждая пытается представить себя перед избирателями в лучшем свете. Вот они и вкладывают деньги в рекламу.
Почему-то в нашем лане на местных выборах чаще всего побеждает Классическая либеральная партия. Хотя население моих родных мест я скорей назвала бы патриархально-консервативным, таким, каков мой древний платяной зеркальный шкаф. Но дело в том, что партии с названием «патриархальная» не существует, вот потому наши жители, наверное, и голосуют за классических либералов.
Настроение испорчено с самого утра, поэтому я начала себя уговаривать по методике, почерпнутой в глянцевом журнале:
«Не переживай, Эли. Ты самая красивая, счастливая, соблазнительная и умная, самая богатая», – говорю я себе и тут же осекаюсь, потому как понимаю, что бессовестно загнула.
Умных и богатых не посылают на встречи. Они сами выбирают, с кем и где им встречаться. Кстати, у меня есть идиотская манера, присущая всем интровертам – мысленно переживать, раз за разом прокручивать в голове неприятные моменты жизни, обычно те, в которых я чувствовала себя униженной. Знаю, что от этого на душе становится только гаже. Но что поделаешь, если натура у меня такая?
Вслед за осознанием того, что я ужасно выгляжу, моментально всплывает в памяти позавчерашний поздний звонок, прозвучавший в моем доме. Я уже и забыла, когда меня последний раз беспокоили по городскому телефону. Старомодный аппарат, доставшийся мне от прежних владельцев, стоит в прихожей на полке возле гардероба, забытый и покинутый, а оттого несчастный, почти как его теперешняя хозяйка.
Время – далеко за полночь. Уже полчаса как я вернулась из радийной студии после эфира. Как полная дура, голая и мокрая, я выскакиваю из-под душа, хватаю трубку, а в ней даже не тишина, а именно молчание. На мои «алло» никто и не собирается отвечать.
Я слышу только возбужденное дыхание и не сомневаюсь, что мне прямо в ухо сопит именно мужчина. Такие вещи ощущаешь спинным мозгом, животом. Дыхание у него властное, я сперва даже не нахожу в себе силы положить трубку, стою в холодном коридоре и слушаю.
