Не приписывайте художнику
нездоровых тенденций:
ему дозволено изображать всё.
Уайльд. Портрет Дориана Грея
Если видишь, что с картины
Смотрит кто-нибудь на нас…
Гладков. Песня о картинах
Пробка на Рублевском шоссе
2017, март, 14
– Держи пирожки. Всё равно никто пока не едет. А то будешь ныть, что я тебя на голодный желудок невесть куда потащила.
– Спасибо. Довольно вкусно. Не знал, что ты умеешь готовить.
– Пришлось научиться. Едва я вышла замуж, как благоверного передислоцировали в Восточную Сибирь. А мне надо было врачебную практику проходить. Знакомые помогли, и я отправилась следом, благо в реанимационном отделении нужны были лишние руки, умеющие хранить молчание.
– В реанимационном отделении полевого госпиталя?
– Там половина военной базы была превращена в сплошную реанимацию, забитую солдатами. Все с того полигона, где муж служил. Хотя с его талантом влезать на административные должности, службой это было назвать трудно. Так, руководил отправкой советских граждан в неизвестность.
– Куда?!
– Не бери в голову. Была там железная дорога очень важная. И по её периметру постоянно что-то творилось. Привозили оттуда ребят без видимых повреждений, но с острой сердечной недостаточностью и всяким таким. Смотришь историю болезни и диву даёшься: у нас половина с такими диагнозами живут. Но солдаты угасали за пару дней. Мне оставалось только следить, как амплитуда сердечных ритмов плавненько уходит в ноль.
– Дай угадаю. Тебя это так потрясло, что ты решила уйти в психотерапию.
– Почти. Я стала разговаривать с умирающими. И догадалась, что их патологии имеют чисто психосоматическую природу. Знаешь, как в народе говорят: от ужаса кровь в жилах стынет? У них кровь медленно остывала. Я устроила импровизированную балинтовскую группу. Солдаты начали делиться своими страхами, обсуждать свои кошмарные сны, видения.
– И произошло чудесное исцеление!
– Не-а. Просто я догадалась, что все их кошмары имели место в реальности. Там, вдоль монотонных рельс, змеилась полоса потустороннего ужаса.
– А потом?
– А потом об их разговорчивости узнали на верху. И все пациенты сгинули в советских лагерях. Меня чудом отмазали, выставив целый ряд условий. Мол, если я так хорошо разбираюсь в природе страха, буду лечить партийных деятелей. Вот так я и стала врачом-психотерапевтом высшей категории.
– Нда. А готовить-то ты как научилась?
– Ах да. Готовить. Надо было чем-то занять себя. А на территории полигона была неплохая полевая кухня. Вот я и научилась. Да так, чтобы сразу на уровне серийного производства. Там один противень в духовом шкафу был размером с мой кабинет.
– Могу представить. Странно, что ты не устроила им массовое отравление.
– Муж предупредил их, чтобы от меня хорошо прятали любые отравляющие вещества.
– Предусмотрительно.
Светлане Озёрской часто хотелось подсыпать кому-нибудь яду в чай, да побольше. Кусок сахара, два куска отравы. Или даже три. И можно без заварки. Свои маниакальные импульсы лучшая психотерапевт России научилась ловко контролировать.
Каким образом? Она изобрела свой рецепт чая с виски. Потратила несколько месяцев, чтобы подобрать нужный сорт заварки, уточнить время заваривания вплоть до долей минуты. Воду нужно было не просто довести до кипения, а подержать на огне еще какое-то время. Наполнить заварник на четверть, засыпать чай. Подождать минуту. Долить еще четверть воды. Спустя еще полторы минуты засыпать колотого льда с горкой… К сорту и кондиции виски выдвигался отдельный список требований.
Фрейд бы оценил по достоинству столь мощную сублимацию агрессивных импульсов. Клиентам тоже стоило радоваться, ведь их жизни в кабинетах психологического центра «Озеро» ничто не угрожало. Кроме собственных страхов, конечно же. Если бы они только знали, в каком состоянии периодически пребывает их лечащий врач!
Впрочем, пациентов у Светланы с каждым годом становилось всё меньше. Политическая и финансовая элита старела, вырождалась, гнила, вымирала. Им было не до психотерапии. Революция лисьих хвостов, охватившая страну, набирала обороты. По слухам, Кремль даже заключил несколько странных договоров с австрийским демонологом. И теперь к стандартным политическим репрессиям добавилась настоящая охота на ведьм. В общем, господа параноики уверенно теснили товарищей невротиков. А параноики, как известно, по психотерапевтам не шляются.
– Роза, надеюсь, знает о нашем визите? – опомнился Игнатий.
– Конечно. Правда, она сама сейчас не в особняке.
– Помню-помню. Ты её мягко, но настойчиво сбагрила в психушку.
– Игнатий! Это её идея была.
– Но ты особо не возражала.
– Тебя тоже никто особо не уговаривал со мной ехать сейчас.
– Технически всё наоборот. Это ты со мной едешь.
А ведь она права. Никто Игнатия не заставлял везти коллегу на психотерапевтическую экскурсию по старому особняку. Дом принадлежал Розе Соломоновне Альтберг, с которой Свету связывала давняя дружба. В девяностые эта пожилая дама фактически с нуля создала отечественную финансовую систему, вырастила несколько политический партий (чтобы хватило с запасом), убедила немецких политиков выделить России крупный беспроцентный заем, ну и еще много всего по мелочи.
Короче говоря, мировая тетка.
Психологический центр «Озеро»
Несколько часов назад
– Мировая тетка, короче говоря! – подытожила Сарочка. – А еще она мне свой особняк подарила, прикиньте! Я туда кое-какие вещи перетащила, но…
У многих пациентов есть интересная привычка. Уже после окончания сеанса, стоя у самого порога, вдруг взорваться фейерверком откровений и инсайтов. За эти две-три минуты внеплановой работы совершается самое важное. Поэтому хороший психотерапевт не теряет бдительности и не разрывает эмпатический контакт просто по звонку будильника. Жак Лакан, кстати, это понимал лучше других, поэтому его сеансы могли растягиваться на несколько часов. Или сокращаться до пары минут.
Соколова, самая беспокойная пациентка Игнатия, превратила эту привычку в ритуал. Сеанс гипнотерапии – без всякой договоренности – завершался минут на десять раньше стандартного времени. Сара закидывала за спину складной самокат, который всегда таскала с собой (хотя пользовалась такси), вольной пташкой вылетала из клетки сеттинга… Но спустя пару минут уже скромно стучала в дверь кабинета и, стоя на пороге, щебетала что-то, точно умещаясь в оставшийся запас времени.
