[1]
– Ну же, не стесняйтесь, – повторил Кресснер. – Загляните в пакет!
Мы находились в его пентхаусе на сорок третьем этаже небоскреба. Кресснер удобно расположился в мягком кресле напротив кожаного дивана, а перед ним на полу, устланном толстым ворсистым ковром с рыжими подпалинами, лежал обычный коричневый пакет, какие дают в магазинах продуктов.
– Если это отступные, то вы напрасно теряете время. Я люблю ее, – сказал я.
– Это просто деньги, а вовсе не отступные. Ну же! Посмотрите! – Он курил турецкую сигарету в мундштуке из оникса, и легкий аромат табака почти моментально улетучивался благодаря вентилятору. Одет Кресснер был в шелковый халат с вышитым драконом. За стеклами очков внимательный взгляд умных спокойных глаз. Он выглядел ровно так, как и должен выглядеть хозяин жизни – купающийся в богатстве самоуверенный сукин сын. Я любил его жену, а она любила меня. Я знал, что просто так он этого не оставит, и понимал, что оказался здесь не случайно, но никак не мог взять в толк, к чему он клонит.
Я подошел к пакету и перевернул его. На пол посыпались пачки денег. Двадцатидолларовые банкноты. Я наклонился и, взяв одну пачку, пересчитал: десять купюр. Пачек было очень много.
– Здесь двадцать тысяч долларов, – пояснил он, выпуская клуб дыма.
– И что? – Я поднялся.
– Это вам.
– Мне они не нужны.
– К этим деньгам прилагается моя жена.
Я промолчал. Марша меня предупреждала, что он наверняка задумает какую-нибудь подлость. Что этот старый и коварный кот будет играть со мной, как с мышкой.
– Значит, вы из профессиональных теннисистов, – заметил он. – Мне еще не приходилось с ними встречаться.
– Хотите сказать, что ваши ищейки не делали снимков?
– Делали, конечно. – Он согласно махнул мундштуком. – И даже отсняли целый фильм, как вы проводили время в мотеле «Бэйсайд». Камера была установлена в номере за зеркалом. Но по фотографиям трудно составить верное впечатление, вы не находите?
– Вам виднее.
Марша предупреждала, что он будет постоянно менять тактику. «Этим излюбленным приемом он вынуждает людей уходить в защиту. А едва им начинает казаться, что они поняли, что он задумал и откуда ждать удара, как следует выпад с совершенно неожиданной стороны. Постарайся поменьше говорить, Стэн. И помни, что я тебя люблю».
– Я пригласил вас, чтобы мы могли обсудить все как мужчина с мужчиной, мистер Норрис. Приятная беседа двух цивилизованных людей, один из которых соблазнил жену другого.
Я хотел было ответить, но передумал.
– Как вам понравилось в тюрьме Сан-Квентин? – поинтересовался он, лениво выпуская клубы дыма.
– Не особенно.
– Вы провели там, кажется, три года. За кражу со взломом, если не ошибаюсь.
– Марше об этом известно, – сказал я и тут же пожалел. Он навязал мне свою игру, и я повелся, а именно от этого меня и предостерегала Марша. Стоит только высоко отбить мяч и навесить «свечку», как он с удовольствием погасит.
– Я позволил себе распорядиться, чтобы вашу машину переставили, – заметил он, глядя в окно в конце комнаты. Вообще-то это было даже не окно, а стеклянная стена с раздвижной дверью посередине. За ней имелся маленький балкон, за которым открывалась невероятно глубокая пропасть. С дверью было что-то не так, но что именно, я никак не мог сообразить.
– Это очень хорошее здание, – продолжал Кресснер. – Отличная охрана. Автономная система теленаблюдения, и все такое. Увидев вас в фойе, я кое-кому позвонил. Мой помощник замкнул провода в системе зажигания, завел двигатель и отогнал вашу машину на общественную стоянку в паре кварталов отсюда. – Он бросил взгляд на модные, стилизованные под солнечный диск с лучами настенные часы, висевшие над диваном. 20.05. – В восемь двадцать тот же помощник позвонит из телефона-автомата в полицию и сообщит о вашей машине. Самое позднее через десять минут блюстители закона обнаружат в багажнике запаску, в которой спрятано шесть унций героина. После этого вас немедленно объявят в розыск.
Он подставил меня. Я пытался подстраховаться на случай разных неожиданностей, но силы были слишком неравны.
– Однако всего этого можно избежать, если я позвоню своему помощнику и скажу, что с полицией связываться не надо.
– А взамен я должен сообщить, где сейчас Марша, – произнес я. – Ничего не выйдет, мистер Кресснер. Я этого просто не знаю. И мы специально так договорились, именно на такой случай.
– Мои люди проследили за ней.
– Вряд ли им это удалось. В аэропорту мы от них оторвались.
Кресснер вздохнул, вытащил из мундштука догоревшую сигарету и отправил в хромированную пепельницу с вращающейся крышкой. Все чинно-благородно. С окурком и Стэном Норрисом разобрались одинаково быстро и без шума.
– Вообще-то вы правы, – согласился он. – Старый трюк с дамским туалетом. Мои люди были очень раздосадованы, что их провели таким допотопным способом. Полагаю, они просто не ожидали столь примитивного хода.
Я промолчал. Избавившись от слежки в аэропорту, Марша вернулась в город на автобусе и добралась до автовокзала. В этом и заключался наш план. У нее было двести долларов – все мои сбережения. На них на автобусе можно добраться до любой точки страны.
– Вы всегда так неразговорчивы? – поинтересовался Кресснер с неподдельным интересом.
– Марша посоветовала.
Он нахмурился:
– Тогда, полагаю, вы воспользуетесь своим правом не свидетельствовать против себя, когда вас арестуют. А мою жену вы в следующий раз увидите уже старушкой в кресле-качалке. Вы это понимаете? Насколько мне известно, за хранение шести унций героина полагается до сорока лет.
– Но Маршу вы все равно не вернете.
Он усмехнулся:
– Позвольте мне вкратце обрисовать ситуацию. Вы с моей женой полюбили друг друга. И у вас возник роман… Если, конечно, совместные посещения дешевых мотелей можно назвать романом. Жене удалось от меня уйти. Но зато вы сами сейчас в моих руках. И оказались в довольно щекотливом положении. Я верно все изложил?
– Теперь я понимаю, чем вы ее так достали, – сказал я.
К моему удивлению, он, откинув голову, расхохотался.
– Знаете, а вы мне даже нравитесь, мистер Норрис. Вы, конечно, не бог весть что, но у вас, похоже, есть сердце. Марша тоже говорила об этом, но я, если честно, сомневался. Она неважно разбирается в людях. Но в вас есть некий… стержень. Вот почему я позволил себе все это устроить. Не сомневаюсь, Марша вам рассказывала о моем пристрастии к пари.
Теперь я понял, что показалось мне странным при взгляде на стеклянную стену. Понятно, что зимой вряд ли кто-нибудь захочет выпить чашку чая на балконе, поэтому мебель оттуда убрали. Но с какой целью с двери сняли защитный экран? Что затеял Кресснер?
– Я не люблю свою жену, – продолжал он, вставляя в мундштук новую сигарету. – Это ни для кого не секрет. Уверен, она вам об этом тоже говорила. И не сомневаюсь, что человек с вашим опытом знает: хорошие жены не изменяют мужьям с первым встречным тренером из местного теннисного клуба. На мой взгляд, Марша – обыкновенная лгунья и лицемерка, плакса и зануда, сплетница и…