Я открыла глаза. Божечки, что происходит? Не болит? Вообще не болит? Совсем? Попыталась немного подвигать руками и ногами. Так… ЧТО ПРОИСХОДИТ? Почему ноги и руки стали меньше? Мне что, отрезали часть конечностей? Так плохо все было? Аккуратно достала руку из-под одеяла. Детская? У меня детская рука?
Все! На этом месте сознание меня покинуло. Надо сказать, очень, очень здоровая реакция. Иначе бы я однозначно чиканулась. А так, ничего. Мозг, пока я была в отключке, обновил настройки и принял новые вводные.
Ну, что, давайте знакомиться. Елена, пятьдесят пять лет, кадровик в третьем поколении. Двое убеленных сединами детей и трое половозрелых внуков. Лишний вес, отдышка, давление и океан жизненного опыта. Причем и своего, и чужого. Должность, знаете ли, обязывает.
Что же со мной приключилось? Все банально до зубного скрежета. Трындеж по телефону, дорога, машина, удар. Как меня довезли до больницы – непонятно. Последнее, что я помню – лицо мужчины и слова: – Считайте в обратном порядке с цифры десять.
– Десять, девять, восемь, се…
И вот я маленькая девочка. На другой планете, или в параллельной реальности… Не знаю, врать не буду. Косяк, конечно, что память при мне, но, может, оно и к лучшему?
Пришла в себя я через пару дней. Решила, что сначала соберу информацию. Это единственный ресурс доступный мне на сегодня.
Итак. Что удалось выяснить.
Новость первая. Я в сиротском приюте, которым управляют монахини. Здесь мем рука-лицо. Не то, чтобы я не любила этих самоотверженных женщин, мне претят ограничения с этим связанные. Вы представляете кадровика без излишеств? Без шоколадки, например? Даже если бы между мной и конфетой встал КМС по дзюдо, поверьте, ставки бы были в мою пользу. В прошлой жизни я могла деморализовать врага одним движение брови. А этот опыт, просто так, не пропьешь.
Новость вторая. В приют я попала после трагической гибели отца во время очередного эксперимента. Названного отца. Я то ли незаконнорожденный ребенок, которого сумасшедший изобретатель так и не записал на себя, то ли случайный подкидыш, которого воспитывали как родного. Про мать история умалчивает. Сюрприз я, похоже, еще тот…
Новость третья. В приют я попала не одна. А с сыном соратника моего отца. Погибли они вместе, вместе же нас и определили на казенные харчи. Кстати, надо бы поискать его.
Новость четвертая. Я девятилетняя девочка с глазами олененка, копной светлых волнистых волос и торчащими ребрами в худенькой, нескладной фигурке. Последнее меня, как мать и бабушку с большим опытом, удручает несказанно. Да, зовут меня Фелиция. Про себя сократила до Фили.
Как и почему я оказалась в теле ребенка – непонятно. Но, похоже, что душа девочки самостоятельно покинула тело. А моя, воспитанная на дефиците и очередях, как только увидела пустую оболочку решила – надо брать! Не пропадать же добру! Куда-то да пристроим!
Именно с таким багажом знаний меня и выпустили в свет – читай на территорию приюта при монастыре. Приятным бонусом было то, что все знания и навыки предыдущей хозяйки у меня остались. То есть, читать – писать обучена.
Ежедневно день начинался с молитвы, потом завтрак, потом учеба, обед, молитва, послушание (почему до сих пор не отменили детский труд???), ужин, молитва. Молитва, как по мне, в этом предложении, повторяется уж слишком часто.
Хотя мне, например, это не очень мешало. С моим опытом спать я могла и с открытыми глазами, оперевшись хотя бы на один стационарный предмет. Главное просыпаться через определенные промежутки времени и моргать, чтобы глаза не пересохли. Было, конечно, пару раз, когда я заваливалась под скамью, но делала это бесшумно и до конца службы старалась не шевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание.
Через неделю меня нашел мальчик лет тринадцати. Нашел оригинально. Толкнул меня в спину так, что я носом пропахала грядку во дворике. Повернулась, чтобы посмотреть, кто это у нас живое воплощение Дункана Маклауда, кто переквалифицировался в бессмертного?
Мальчик стоял, сжав кулаки, и зло смотрел сощуренными глазами. Так… Знакомы, что ли?
– Ты зачем это сделал? Мне же больно.
– Так тебе и надо. Это из-за твоего папаши погиб мой отец.
О! Вот она, моя пропажа. Встала, отряхнула платье, смела грязь с кровоточащих коленок и ладошек.
– Но ведь и мой погиб. Или ты думаешь, что я в лучшем положении?
– В лучшем. Родственники отца пока не ответили, возьмут ли они меня к себе. А тебя наверняка пристроят в приемную семью. С твоей-то внешностью.
Я вытащила платок, примеряясь, что протереть в первую очередь, чтобы сразу его не вымазать.
– Дай сюда. – мальчик встал на колено передо мной и стал оттирать пострадавшие конечности. Когда мой платок запачкался, он достал свой
– Я не пойду в приемную семью. – ответила, глядя вдаль.
– Почему?
– Я справлюсь и здесь. А у детей должен быть шанс на счастливое детство. Пусть лучше берут кого-то другого. – На меня подняли невозможные зеленые глаза. Мальчик убрал со лба растрепавшуюся челку.
– Почему? – я пожала плечами. Ну не объяснять же ему, что счастливое детство у меня уже было. А у девочек из приюта нет. Да и изображать наивную незабудку в приемной семье я не смогу.
– Ты изменилась.
– Сильно?
– Как будто другой человек. Ни одной слезинки после лечебницы. Ни одной жалобы, каприза.
– Не рад? – посмотрела на мальчика, он опустил взгляд.
– Рад. Такой ты мне больше нравишься.
– Слушай, у меня некоторые проблемы с памятью. Напомни, как тебя зовут?
– Пьер. Правда, что-то не помнишь?
– Да, нифи… ничего не помню до лечебницы.
– Если нужна будет помощь – обращайся.
– Ага.
В течение нескольких месяцев мы сдружились так, что оторвать нас друг от друга можно было только перерезав пуповину, которая незримо оплетала наши тела.
В этот период меня несколько раз выводили к потенциальным приемным родителям. Но они быстро отказывались от идеи меня удочерить. Монахини недоумевали каждый раз, когда меня выводили и ставили перед ними со словами: – Заберите вашу девочку! – я, радостно улыбалась, чем вводила их еще в больший ступор.
В итоге они решили, что на мне либо проклятье, либо сглаз. Приняв эту мысль за догму, меня стали жалеть и всячески опекать. Более того, они стали рассказывать обо мне по ближайшим деревням и селам. В монастырь потянулись неравнодушные и сочувствующие граждане. Кто-то нес сладости, кто-то одежду, кто-то игрушки. Будь я постарше, извлекла бы из этого прибыль, перенаправив все это излишество на черный рынок с возможностью закупить позже нормальные кровати и мясо.
К моему несчастью, воспринимать меня серьезно никто и не собирался. Основную роль в этом играла моя ванильная внешность, но, здесь уж что есть, то есть. Желающих погладить меня по голове и пожалеть было – хоть аттракцион устраивай. После нескольких недель глажки поняла, что такими темпами сотрусь до лысины. А сверкающий череп совсем не украшает девушку. Пришлось драться и кусаться. Это тоже списали на последствия проклятья-сглаза. Но мой имидж меня особо не волновал, лишь бы отстали.
