Карусель
1.
За окном гуляет игривый ветер, разнося одинокие и никому не нужные письма. Но тщетно. Не может ветер достучаться до сердец, застывшие под его же дуновением. Но ведь он в этом не виноват. Ветер – тоже подневольное существо, и лишь выполняет свою работу. Раздуваясь все сильнее, ветер открыл форточку, моментально запустив туда несколько писем. Девушка, сидевшая на стуле, встала, плотно закрыла форточку и подобрала эти листья. Держа их в руках, она снова села на свое место, внимательно рассматривая желтые сухие листья.
– Неужели это все? – тихим, немного охрипшим голосом спросила девушка, осторожно поглядывая маленькими серыми глазами сквозь рыжую густую челку.
На маленьком диване, покрытом старым шерстяным клетчатым одеялом, сидел худенький светловолосый паренек, в полосатом фиолетово-сиреневом свитере с горловиной, голубых джинсах и в полосатых носках в тон свитеру. Взгляд его был устремлен на пол. Он так упорно смотрел своими большими синими глазами на ковер, что казалось, просверлит там огромную дырку.
Услышав девушку, он поднял кверху глаза и сильнее сжал губы.
– Мое окончательное и бесповоротное решение, – сказал он.
Девушка состроила печальную и грустную мину. Она все также робко сидела на стуле, пряча лицо под рыжими, немного сухими и жесткими, как солома, волосами. Ладони аккуратно и смиренно покоились на ногах. Лишь изредка пальцы теребили клетчатую короткую юбку, и дотрагиваясь до ног в коричневых колготках.
Лицо парня тоже поменялось: теперь он смотрел на девушку обиженными и сердитыми глазами, надув красивые полные губы и скрестив руки на груди.
– Неужели ты можешь так легко все перечеркнуть, что было между нами? – печально спросила она, – Стоит лишь только вспомнить…
Яркий румянец гнева вспыхнул у него на щеках.
– Тогда ты была другая, Ника! – с жаром возразил он, – Ты все испортила. Я не хочу одно и то же сейчас повторять. Оставь меня. Забери вещи и уходи.
Она еще хотела что-то сказать, но он резко встал и вышел из комнаты.
Нина встала. Старательно разглядывая в последний раз маленькую, бедно обставленную старой мебелью комнату, она словно пыталась сохранить в своей памяти все, что тут ее связывало, до мельчайших деталей.
Она медленно подошла к пианино, потрогала тонкими, костлявыми пальцами неиграющие клавиши. Затем взяла из шкафа пакет и сложила туда свои вещи. На маленьком письменном столе лежали ее книги и диски, аккуратно приготовленные парнем, настольная лампа и куча папок с бумагами.
И отдельно от всего, одиноко и гордо, словно маленький островок в темном, синем бездонном океане, стояла игрушечная пыльная и одинокая карусель. Словно вышедшая из строя. Брошенная своим хозяином.
Ника долго смотрела на нее, на проклятую виновницу безоговорочного разрыва между ней и ним. И хотела со злости раздолбать ее своими маленькими кулачками.
Капли слез упали из ее глаз на игрушечного мальчика в красном козырьке, который якобы катается на коричневой игрушечной лошади.
Далее за ним на белом лебеде в обнимку плывет парочка: девушка с каштановыми кудрями и в голубом сарафане и парень, тоже с кудрями, но короткими, и в костюме. Их головы словно слились в единое целое, а кудрявые волосы переплелись и запутались.
После них на симпатичной мохнатой собачке с большими пушистыми ушками ехала маленькая девочка со светлыми солнечными волосами, в белом платье в горошек и голубым платочком на шее, который словно развевался на ветру. Она глядела наверх со счастливой улыбкой и сияющими глазами, а в руках держала голубя, которого вот-вот, казалось, она отпустит.
Дальше за девочкой следует пьяный, потрепанный мужичок, катающийся на пивной бутылке. Весь его вид до слез комичен, ибо он сидел в такой растерянности, словно попал в бескрайний океан, и единственное спасение для него – это бутылка, на которой он катается и в которую так крепко вцепился руками.
После несчастного пьяного мужичка, гордо подняв голову и отдавая честь, плывет в торжественном одиночестве матрос на своем крохотном корабле с белым флагом. Лицо у него такое строгое-престрогое, и глаза задумчиво смотрят вдаль, а тельняшка и ленточки на фуражке развеваются на ветру.
Но вот матрос проплыл. И мы добрались до последнего пассажира этой карусели, причем какого пассажира! Это вам не алкоголик, странствующий на бутылке. И чувствуется уже топот массивного животного, ибо следом за матросом шествует индийский слон с расписной спиной. А на спине слона, сложив ноги по-турецки, восседает загорелый индус в чалме и набедренной повязке.
Вот такая мини-карусель была у этого странного паренька. И Ника сейчас разглядывала ее, каждую фигурку, каждую пылинку на ней.
И, казалось бы, ничего не стоило завести ее, но упрямый парнишка твердил лишь одно.
***
– Ник, всего ничего осталось, моя мечта скоро осуществится. Посмотри только! Все пассажиры на месте! Боже мой, у меня слезы на глазах появляются, когда я вижу этих замечательных людей… И не хватает только одной…
– Но ведь карусель закончена. Весь механизм в порядке до мельчайших деталей. Она будет вращаться и без волшебницы Элли.
– Ника… – огорченно говорил он, – ну пойми… Не заведется волшебная карусель без волшебницы… Нет…
***
Юный революционер Карлос и Скакун. Фелиция и Феликс. Натали, Клюквик и Питер. Мистер Бон-Бон и Мельник. Фридрих и Звезда. Раджа и слон Бархат.
И на самом верху, на колпачке, должна стоять на тонких блестящих ножках волшебница Элли. И именно она должна завести эту волшебную карусель.
Ника простилась с этой проклятой каруселью, пианино, диваном. И, сложив стопку своих книг и дисков в пакет, вышла из комнаты, оглянув ее на прощанье.
Через десять минут она уже оказалась на улице. И ветер грустно и понимающе развевал ее рыжие жесткие волосы. А письма вращались вокруг нее, и на плечо опустилось пожелтевшее письмо, которое так сладко пахло воспоминаниями. И Ника, взяв письмо в руки, задумчиво поднесла его к носу, ощущая его приятный запах, глядя на серо-голубое небо.
***
Ника лежит, укутавшись в ватное одеяло, на том самом диване в раскладном виде. Ратмир сидит за тем самым столом и сосредоточенно ремонтирует карусель, вставляя в нее различные детали. Вид его настолько серьезен, что, кажется, ничто его сейчас не потревожит и не оторвет от важного дела. Ника сонно глядит на него и улыбается:
– Ратмир, взгляни на часы. Ведь уже полтретьего. Ты снова не выспишься и измотаешься на работе. Ложись спать.
«Каруселеман» устало взглянул на часы. На циферблате показывает 02:33. Он вздохнул и, отложив детали на стол, все-таки оторвался от своей работы.
– Я замучился, – устало говорит он, – я так тороплюсь ее закончить, но тут столько работы…
