Морковка, летопись и шляпка-паразитка
– Катькааа! – на ходу кричала бабуля, угрожающе размахивая облиственным крапивным стеблем. – Стой, зараза! Сейчас полные трусы крапивы тебе натолкаю!
Ага, сейчас! Если бы крапивы не было, то она ещё подумала бы, остановиться или нет, а так – нетушки!
Катюха припустила ещё быстрее. Так быстро она, пожалуй, никогда прежде не бегала. Даже на уроке физкультуры. Голые пятки мелькали в прохладной траве, резво простучали по гладким деревянным мосткам. Торопливо оглядываясь, Катька забежала за дом. Бабуля заметно отстала. Уж Катька пошустрее её бегает-то. У бабули уже и возраст не тот, и полнота. Катюха-то вон, какая вёрткая да худосочная, как говорит бабушка: не в коня корм. А бабуля всего-то ничего пробежала и уже запыхалась. Останавливается и крапивой обмахивается, будто веером.
Катька не стала дожидаться, пока бабушка отдохнёт, стремглав взлетела по шаткой лестнице, приставленной к дому, открыла небольшую, скрипучую дверцу и юркнула на чердак. Уж здесь-то бабуля точно её не достанет. Раньше, когда-то давно она сушила здесь бельё после стирки, но теперь уже не могла подняться так высоко по ступенькам. Катя давненько заприметила для себя эту спасительную дверцу. Главное, чтоб лестница была приставлена. На этот раз повезло, и она быстро спряталась от бабули.
Вообще-то бабуля добрая, просто Катька ей все нервы истрепала. Катя не хотела, честно. Она и сама не понимала, как это у неё получается трепать бабушкины нервы. Сегодня вот, ну чего такого страшного она сделала, что бабушка так рассердилась? Да ничего! Даже наоборот, очень полезное дело сделала – грядку со свёклой прополола. Катя – девочка деревенская, в свои семь с половиной лет к такой работе привычная, да и свекольные всходы от любых других легко отличит. Листочки у них удлинённо-овальные, а толстенький стебелёк красноватый. Вот Катя и выдёргивала старательно всё, что не походило на свёклу. Только свекольных всходов пока ещё было не видно, как она ни приглядывалась. Ну, так и что же? Ждать, пока сорной травой всё затянется и вообще не даст свёкле пробиться? Вот Катюха и решила помочь. Но внимательно присматривалась, по одному зелёному росточку дёргала, чтоб свёклу не потревожить. Полгряды за ней уже было чистой – любо-дорого посмотреть! Пропалывала ещё и думала, вот бабушка-то её похвалит! А бабушка пришла, посмотрела на Катюхины старания, и дар речи потеряла. Стоит только рот открывает и глаза пучит, как рыба какая-то сказочная. Катька-то подумала, что от радости, но когда бабуля прямо голыми руками в жгучий куст крапивы полезла и выдернула самый длинный стебель, поняла, что радости в этом мало. Ну и драпанула. И вовремя драпанула, потому что бабуля, ни слова не говоря, в ту же секунду хлестанула крапивой, как саблей. Но Катюха-то уже бежала без оглядки, и жгучий стебель лишь со свистом разрезал воздух в том месте, где она только что стояла. А тут у бабули голос прорезался, и она как начала кричать на всю улицу! Всякими-разными ругательными словами обзывать внучку. Тут уж любому стало бы понятно, что она совсем не радуется. Вся деревня, наверное, поняла. Так что очень вовремя Катюха удрала.
– Ах, ты ж зараза такая! – с улицы послышался сердитый голос бабули. – Куда запряталась? Паразитка на мою голову!
Катя притихла. Если бабуля все-таки решится забраться на чердак, то спасения уже не будет. Катюха явно представила, как зудит кожа после крапивы и поморщилась. Да уж, крапивой ей уже не раз перепадало. Говорят, что к этому можно привыкнуть, вон, и бабушка спокойно её руками рвёт, но у Катюхи как-то не привыкалось.
– Катька! Опять на чердак залезла? – снаружи что-то загрохотало.
«Ага, так я и призналась!» – подумала Катя и осторожно выглянула в щёлку двери.
Бабушка стояла внизу и яростно дёргала лестницу, а та с грохотом ударялась об дом.
– Мария! Чего шумишь? – послышался голос соседки бабы Зои.
– Да представляешь, паразитка эта всю морковку повыдергала! Думаю, что-то притихла она, никак опять пакость какую творит. Пошла. Смотрю, а она, как коза, всё выщипала! Подчистую! Полгряды! Вот что с этой девкой делать?!
Катюха хотела крикнуть, что морковную грядку она не трогала, только свекольную пропалывала, и тут её осенило. Она даже хлопнула себя ладонью по лбу. Ну, как же она забыла, что бабуля в этом году решила поменять привычные места морковки и свёклы. Соседки сказали ей, что нельзя одну культуру по несколько лет на одном месте выращивать, вот она и поменяла. И ведь Катюха же знала это! Знала и забыла.
– Бабуль, я тебе помочь хотела, – жалобно проныла она, высунув нос в приоткрытую дверцу. – Я думала, ты меня похвалишь.
– А ну, слазь, давай! Я тебя похвалю. Я тебя так похвалю! Я тебе сейчас не знаю, что сделаю! – бабуля угрожающе махнула крапивой.
Ага, как бы не так! Катюха спрятала нос и поплотнее прикрыла дверцу. Добровольно решиться на порку крапивой – это же какую смелость нужно иметь! Нет, Катька не такая, ей даже при всём желании не огорчать бабушку, не решиться сейчас выйти к ней.
– Ну, нет так нет. Ничего, посидишь тут у меня, поумнеешь, – заворчала бабуля, громыхая лестницей. И погромче, чтоб Катька наверняка услышала, добавила: – Посидишь тут все лето без еды, мозги хоть прочистятся.
Катя осторожно выглянула. Бабуля отбросила крапиву, потянула за лестницу, та медленно, словно нехотя, отстала от стены, задержалась ненадолго, да и грохнулась плашмя в траву. Всё. Теперь Катюхе отсюда не слезть. Спасительный чердак оказался ловушкой.
– Паразитка на мою голову… – ворчала бабуля, уходя за дом, почесывая о бок зудящую от крапивы ладонь.
Она часто так называла внучку. Не то, чтобы просто так, а только когда очень сердилась. Катька не знала точного значения слова «паразитка», но неприятных эмоций оно не вызывало. Ей представлялась красивая маленькая шляпка, а иначе почему бабуля добавляла «на мою голову»? Шляпка представлялась непременно голубого цвета – любимый Катькин цвет, – с короткой сетчатой вуалью в пупырышку, торчащей мягкими складками. Этакая шляпка-паразитка.
Катюха огляделась. Ну, что ж, вот здесь, среди пауков и старых вещей ей придётся провести свои последние дни. За лето она непременно помрёт с голоду. Если бы она в конце лета сюда попала, то ещё можно было как-то продержаться, но её угораздило рассердить бабулю в самом начале лета, а уж за три-то месяца точно можно помереть с голоду. А так как бабуля на чердак залезть не может, то скоро про Катьку все забудут, превратится она в мумию и останется здесь на веки вечные. Катюха вздохнула, уселась на коробку, красиво расправив юбку, облокотилась на вторую и принялась ждать, когда начнет превращаться в мумию. Если её когда-нибудь всё же найдут здесь, спустя сто или триста лет, то пусть она будет красивой мумией, а не такой, которыми всех пугают. И тогда все будут плакать и жалеть её. А бабушка в красивой голубой шляпке-паразитке с пупырчатой вуалью будет сокрушаться: «Что же я наделала! Как же я могла!»
