С утра в почте было три письма. Первое – от неизвестного адресата, который желал заказать портрет своей девушки ей в подарок. Он хотел бы видеть ее обнаженной, в позе тициановской Венеры, с цветами в волосах. Также в волосы следовало вплести зуб мудрости, кольцо от Тиффани, кухонный нож, число восемьдесят пять, чашку кофе и кабачок. «Эти вещи имеют для нас особое значение» – объяснял заказчик.
Я представила себе две сцены дарения рисунка. В первой девушка какое-то время смотрит на портрет, приложив руки к груди, а потом говорит: «Тут есть кабачок! Милый, ты не забыл…» И кидается на шею к возлюбленному, сметая рисунок на пол от избытка чувств.
Во второй сцене дама скользит взглядом по своему портрету с блуждающей улыбкой, и вдруг взгляд ее стекленеет: «Опять кабачок! Ты не успокоишься, да?! – шипит она. – Никогда больше, слышишь?! Никогда! Даже думать не смей!!!» Рвет рисунок на мелкие кусочки и швыряет ему в лицо.
Разумеется, ни одной из этих сцен не случится, потому что рисовать этот заказ я не буду.
Темой второго письма было «Открывайте шампанское – вас выбрали!» Похоже на спам, но я быстро пробежала сообщение глазами: мы рассмотрели ваше портфолио… готовы предложить вам провести от трех до шести месяцев в художественной резиденции в сердце Шанхая этим летом… пакуйте кисти и чемоданы! Ого, двадцать страниц соглашения и правил пребывания! Наверняка, где-нибудь мелким шрифтом написано, сколько тысяч нужно заплатить за эту прекрасную возможность поучаствовать в эгопроекте, безвестной выставке, книге ста гениев планеты или еще что-нибудь в этом духе…
В последнем письме мой агент Вики напоминала о встрече с Ричи, автором детских стихов. Созвон через полчаса. Настроение мгновенно испортилось. Речь шла о книге. Ричи отобрал шестьдесят своих лучших стихов и желал проиллюстрировать каждое из них. Соглашаясь на это год назад, я уже знала, что книги – наиболее трудоемкая и наименее оплачиваемая работа в иллюстрации, но еще не бежала книг как огня – была свежа и полна очаровательной веры в чудо, дивной слепоты к беспощадной реальности и завидного упорства продираться сквозь нее.
Также я не знала, что свалится кино про художника, для которого нужно будет рисовать больше ста картин, и две другие иллюстрированные книги. Ричи медленно полировал свои стихи в ожидании, пока я сдвину более срочные глыбы. Но теперь, когда этот момент настал, у меня наступило полное выгорание, и мысль о шестидесяти иллюстрациях просто валила с копыт.
Я сменила верх пижамы на белую рубашку. Пижамные штаны оставила – в скайпе их не видно. Включила камеру и порепетировала в нее: «Я понимаю, как долго вы ждали, но, к сожалению, не могу сейчас взять этот заказ. Я сломала руку… не годится. У меня сложные личные обстоятельства?.. Да господи! Тут шестьдесят иллюстраций, у меня тупо нет на это сил! Нет, ну… Я очень хотела сделать эту работу, у вас такая прекрасная книга! К сожалению, у меня возникли проблемы со здоровьем, и я больше не могу держать вас в ожидании… Да, как-то так».
Пошла покурить, как перед казнью.
* * *
Ровно в назначенный час на экране возникла гладкая лысая голова Ричи и буквально ослепила меня американской улыбкой:
– Как же я рад вас видеть! Я счастлив, что мы наконец начнем работу над моей книгой!
– Я очень сожалею, что вам пришлось так долго ждать… – начала я заготовленную речь.
– Это даже к лучшему, что мы сделаем это именно сейчас, а не полгода назад, как планировали! У меня через пару недель операция, – Ричи провел рукой по лысой голове, – и, честно признаться, я не знаю, каков будет ее исход…
В это трудно поверить…
– Вам, наверное, трудно в это поверить, – предположил Ричи, – но на данный момент мне в жизни важны только две вещи: мой сын и моя книга.
За что мне?..
– Я не знаю, за что мне выпало такое испытание, – Ричи продолжал поглаживать лысую голову, в которой, очевидно, и притаилось испытание, – но я оптимист! Я верю, что мы точно так же будем разговаривать через пару месяцев, обсуждая уже готовые иллюстрации. Я не могу дождаться! Мысль об этом вызывает во мне огромное желание жить. А мечта о том, что я прочту уже изданную книгу стихов своему сыну, вселяет уверенность, что так оно и будет! Вы же беретесь?
– Н-ну конечно… Я очень хочу сделать эту работу. У вас прекрасная книга! И в ней целых шестьдесят восхитительных идей для иллюстраций! – обрадовалась я на камеру, комкая на коленях пижамные штаны, которых не видно в скайпе.
Нажав отбой, я укоризненно уставилась в потолок, будто Микеланджело изобразил там бога, и тот протягивал указующий перст ко мне – мол, приступай.
* * *
Через пару недель, в период мытарств над эскизами к стихам Ричи, пришло еще одно письмо из Шанхая: получила ли я предыдущее? принимаю ли их щедрое предложение? Тон сообщения показался мне несколько обиженным. Я вернулась к письму про шампанское и перечитала его внимательно, со ссылками.
Как же легко проморгать чудо, когда свыкаешься с безотрадной мыслью о том, что сфера твоего труда так жестка и убога, что либо отбирает плоды рук твоих за бесценок, либо же, нажав пару эгокнопок, коварно искушает тебя еще и приплатить за честь быть голодным художником. Именно так люди и превращаются в горьких и обиженных упырей – с ужасом думала я, вспоминая «старожилов», изрыгающих нескончаемую хулу на сетевых иллюстраторских площадках, будто у них вечное несварение жизни. Сначала ошалевший от унижений человек перестает ждать чего-либо хорошего, а потом оно просто перестает с ним происходить.
А это было очень, очень хорошее! Настоящая, крутая художественная резиденция в Шанхае с оплачиваемым перелетом и пятизвездочным отелем в центре города. А за это ты должен… ничего! Ну то есть, по идее, ты должен сделать свой проект и выставку в конце, но если вдруг не получится, что ж. Главное ведь – развитие и творческий поиск, успокаивали организаторы. Задача резиденции – свести вместе художников из разных стран в невообразимом Шанхае и посмотреть, что получится. Чудо какое-то.
Некоторые творцы живут так годами – кочуют из страны в страну, с гранта на грант. Но эта пленительная жизнь – удел свободной богемы, а не людей с тремя детьми, как я, например. В свое время, пытаясь соскочить с изматывающего конвейера заказов, я потратила несколько напоенных мечтами дней, чтобы подать заявки в художественные резиденции Италии и Штатов. В Шанхай я тоже подавалась, хотя теперь вспомнила об этом с трудом.
Случилось это походя, шутки ради: я вычитала в описании, что в отборочном комитете председательствует Джордж Клуни, который играет идиота-параноика в моем любимом фильме «После прочтения сжечь». Это мгновенно убедило меня в том, что дело стоящее, а главное – достаточно дикое и безумное, чтобы когда-либо случиться со мной.
