Глава 1
Наш район усиленно расстраивается за счет прилегающих к городу сел Михайловская Борщаговка и Беличи. Сносится и застраивается частный сектор на Святошино – дома еще царской постройки, раньше бывшие загородными дачами, в отдельных местах сохранивших еще эти дачные и лесные названия: Первая просека, Вторая просека, Третья просека, Четвертая просека, Пятая просека. Вот на Четвертой просеке я и родился.
В этом месте, окруженном дубами в три обхвата, вековыми соснами и огромными киевскими каштанами стояла наша хибара – такая же деревянная бывшая дача постройки XIX века с резными филенками, разноцветными ставнями, ранее сдающаяся городским дачникам на лето. После того, как в прошлом веке произошел Октябрьский переворот, дачи у владельцев забрали, кое-кого, на всякий случай, расстреляли. Но хозяев этого дачного городка родовитых тетю Таню и дядю Колю, как их в этом поселении все называли, пожалели, и даже выделили две комнатки с отдельным входом в этом самом дачном комплексе, где они всю оставшуюся жизнь и прожили. Хорошие, спокойные, воспитанные люди. Моя мама их любила и уважала.
Как и всё у нас, неожиданно началась чудовищная война, и началась она не в нашу пользу. Немцы наступали, наши отступали. Через пару месяцев война вплотную приблизилась к Городу. Среди мирного населения началась паника. Первыми, естественно, начали тотальное бегство из города вглубь страны самые большие патриоты, партийные горлопаны и их обслуга. Опустели целые кварталы, в основном на Печерске. Липки, полностью заселенные семьями НКВДистов, стояли совершенно пустые. К тому же тринадцатого сентября пришел приказ о тотальной мобилизации. В этот день в армию забрали более двухсот тысяч мужчин. Город совсем опустел.
У защитников города были талантливые высокие и высшие командиры, которые молниеносно привели своих подчиненных к ужасной катастрофе, несмотря на героизм и самопожертвование рядовых красноармейцев и младших командиров.
Несмотря на фантастическую доблесть моряков Пинской флотилии и Киевского отряда, вынужденных затопить свои суда и сражавшихся, как голодные львы, на суше. Их освободители боялись больше всех остальных.
В боях в Голосеево, в Жулянах, Мышеловке, Гостомеле наши солдаты и матросы оказывали бешеное сопротивление освободителям от коммунизма. Видя, что в лоб город не взять, европейцы спокойно обошли его с юга и северо-востока. Кольцо окружения быстро сжималось.
И тогда решено было бросить город, оставив прикрывать свое бегство… ополченцев – штатских людей в возрасте и комсомольцев – практически детей. Теперь драпали главари защитников так, что побросали даже своих раненных в госпиталях, заведомо зная, что с ними произойдет.
А произошло вот что: Когда немцы заняли город, то в районе «шелкостроевской слободки», где стоял кпп на выезде из города, они набрели на госпиталь с раненными красноармейцами. Решили приспособить госпиталь для своих нужд. А что делать с его обитателями? Долго не думали. За госпиталем вырыли две большие канавы силами самих же раненных. В одну побросали тяжелых, да и забросали землей. Возле второй канавы построили более легких раненных и расстреляли. Даже не добивали – тоже забросали землей. Киевляне, проживающие тогда рядом, рассказывали, что там еще несколько дней шевелилась земля. Когда вернулись сбежавшие защитники города, то на месте этих канав построили жилой дом!
И захватчики, и вернувшиеся затем защитники так запугали местное население, что правду удалось узнать только через пятьдесят лет и то только тем, кто этим интересовался.
Во время Киевской операции в плен к фашистам попало около полумиллиона красноармейцев. Они умирали от голода, непосильной работы, издевательств и избиений в концентрационных лагерях на Керосинной; в Дарнице, где погибло не менее сто двадцати тысяч красноармейцев; на Сырце, где погибло двадцать пять тысяч наших солдат.
Справедливости ради заметим, что не все так быстро драпали от немцев. Героическая 5-я армия, под командованием генерала Потапова, погибала под Киевом в окружении, но продолжала сражаться до тех пор, пока немцы не вышли к самой Москве, а раненного генерала Потапова немцы взяли в плен.
Когда доблестная Красная армия отступила из Киева, то на произвол судьбы было оставлено и около четырехсот тысяч мирных граждан, не успевших эвакуироваться. Брошенными оказались те, кто не работал на важных предприятиях и не был квалифицированным рабочим выше третьего разряда, не являлся членом семей работников НКВД, ЦК, командного состава и партийных органов, не имел возможности выехать самостоятельно. Ведь советская пропаганда с утра до вечера трезвонила одурманенным людям, что Киев ни при каких обстоятельствах не сдадут – вот люди и досидели в городе до последнего, надеясь на доблестных защитников.
Эвакуация происходила на пяти железнодорожных станциях: «Дарница», «Киев-Пассажирский», «Киев-Московский», «Киев-Товарный», «Киев-Лукьяновка». Желающих уехать было много, но не все могли. На вокзалах было все оцеплено и функционировали специальные пропускные пункты. За ограждение пропускали только тех, у кого была бронь, в общей сложности выехали триста двадцать пять тысяч человек.
Правда, многие жители и сами не хотели выезжать из Киева, надеясь на манну небесную от новой немецкой власти. Им очень не повезло. Ведь вместо диких нецивилизованных коммунистов-тиранов в город вошли цивилизованные европейцы….
До войны наша семья проживала на Подоле. Потом европейские друзья в 1941 году наш дом разбомбили. 19 сентября 1941 года, немецкие войска заняли Киев.
Городская управа, наспех собранная из всевозможных предателей, садистов и шпионов, сжалилась над нашей семьей – погорельцами. Вместо разбомбленной квартиры бабушке с двумя дочерями – моей мамой и ее сестрой Тамарой – выделили квартиру на Евбазе, таком же старом Киевском районе, как и Подол. И на том спасибо.
Еды нет, воды нет, денег нет, туалет на улице, но для того чтобы попасть в него, нужно пройти через двор, кишащий голодными злобными крысами, размером с кошку. Питались одним лишь хлебом из каштанов. Управа распорядилась, чтобы жители собирали каштаны и сдавали их на хлебозаводы. Там из них делали хлеб, похожий на мыло, горький, рассыпавшийся, как только затвердеет, и выдавали его по талонам три раза в неделю по двести граммов. Такая вот жизнь. А выживать нужно.
Бабушка вышла замуж за полицая и перебралась к нему на Святошино, в одну из тех самых конфискованных у буржуев дач. Там был приусадебный участок и какая-никакая подкормёжка. Может, оно и неправильно и не патриотично, да и вообще, граничит с предательством. Кто знает? Кто может судить? Те, кто сбежали, бросив сотни тысяч солдат на погибель и столько же мирного населения на голодное вымирание? Я – не могу.
