– Давно это было… Тогда еще в деревне нашей много людей жило и работало, не то, что нынче… Все в город тянутся, а у нас на все село три бабки осталось. И те уже с браком. У Петровны вон колени не гнутся… Дом у Петровны, конечно, красивый… Высо-о-окой, – нараспев начала свой рассказ Нина.
Сестра двоюродная в гости пожаловала с внучкой. Ну, а что, как положено все – давно уж они не виделись. Нина рада была гостям. Редки они теперь стали в ее доме. Все боятся стариков беспокоить, а им за радость, когда не забывают. Нина на радостях стол накрыла, чем богаты: капуста квашеная, грибочки маринованные, картошки отварила. Нравится ей по-старинке – круглую картошечку, что помельче уродилась, прямо в кожуре да маслицем сдобрить сливочным и укропчиком посыпать. К разносолам, самое то. Отужинали, значит, да за разговоры сели. Надо же чем-то развлекать гостей… А внучатая племянница Лена так ее слушает, аж открыв рот, все про старину ей подавай… "Собирает фольклор, в университетах надо. Слово-то какое… Неудобное. Фольклор…"– думала про себя женщина.
Нина и сама в этом селе вроде как гостья, муж у нее отсюда. А как раньше-то – полюбились парень с девкой, значит за мужем девка и идет. А муж местный – с Филино. Вот Нина замуж вышла, да с его родителями всю жизнь и прожила. Свекровь до сих пор небо коптит, а свекор с мужем померли… Так и живут они с матерью мужа, как родные…
– Так вот, всю жизнь я ей завидовала, Петровне то. Лестница у нее в горницу ведет, вот прямо, как у бояр каких, ступенек десять, наверное… А теперича, вон как все вышло, колени-то не гнутся у нее… И смех, и грех, в своем же доме, как в темнице. Да что уж там, как в пыточной какой, час из дома выходит, час назад забирается, – невесело усмехнулась женщина.
– А что ее Колька к себе не заберет? – включилась сестра в разговор. Таня у них самая младшая была из пятерых детей, да гляди уж и у нее внучка выросла.
– А думаешь так это просто? Вот я тут всю жизнь считай, куда я поеду? Нет уж. Тут помирать буду, тут и похоронят… Правильно, мама? – крикнула она в направлении комнаты, где лежала уже готовая ко сну свекровь.
– Никуда не поедем, Нина, давай уж тут мы как-нибудь, – послышался тихий ответ из комнаты. Катя Сергеевна хоть и была уже старухой, а слышала прекрасно. Повезло со снохой, ласковая она, добрая.
– Правильно, мама, не поедем, – согласилась Нина.
– Ну а что, и тут люди живут…– согласилась Лена.
– Так если бы только люди…, – вздохнула Нина и, набрав в грудь побольше воздуха, начала свой рассказ.
– Давно это было, только дружить мы начинали с Василием. Ну, встречал он меня, провожал до родительского дома, тут напрямки, через лес-то недалеко выходит. Вот в то самое время и появилась здесь Тоня с дочкой. Кто такие, откуда… Не знал никто. Со стороны леса пришли, можно сказать из лесу вышли. От сельсовета домик им выделили, как раз напротив Петровны-то.
– Да нет же там дома-то, – возразила сестра.
– Это сейчас нет… Да ты слушай по порядку, не перебивай! – всполошилась Нина.
– Вы рассказывайте, рассказывайте, – поддержала Лена.
– Так вот, домик им дали аккурат напротив Петровниного. Ну, поселились они, значит с дочкой там, коровенку от колхоза тоже выделили. Тоня устроилась телятницей, а девочку в сад записала. Года три, наверное, Аленке-то было. Такая девчонка, в веснушках вся, волосы кудрявые, ну радость, а не ребенок. Только почему без отца – непонятно. И Тонька вроде баба с руками, все спорится у нее, и хозяйство, и огородец разбила. А только без мужа. Ну да ладно, мы – то деревенские – поговорили меж собою, да забыли.
– Тонька Аленку с работы из садика забирает, и идут за ручку через всю деревню. Чудные такие – в одинаковых платьях.
– Это фемили-лук называется, – вставила Лена
– Уж не знаю, какой там лук, а только платья Тонька у нас в ателье заказывала всегда из одной ткани. Вот идут они, значит – и сразу всем понятно, что мама с дочкой домой возвращаются. Потом Тонька за дела принимается, а Аленка все во дворе игралась до ужина. Сядет за забором и с куклами своими играется. Тонька дела приделает, дочку ужином накормит и вышивать сядет. Такая рукодельница, вон и у меня ее салфетка на телевизоре висит, – Нина махнула рукой в сторону комнаты.
– Лена, а ты бы пошла шторы задернула. Темно уж, нехорошо, что открыты они, – заволновалась женщина.
– Только вы без меня дальше не рассказывайте, я быстро, – девушка вскочила исполнять просьбу.
– А вот это ты брось, родные мы, а ты выкаешь, – Нина даже брови сдвинула, – зови бабой Ниной, или просто Ниной.
– Хорошо, – Лена улыбнулась и пошла по комнатам, зашторивать окна. Странно это ей было, в городе так не принято, а тут свои порядки. Наверное, чтобы в окна никто не подсматривал, как-никак не пятый этаж. С улицы посмотришь – все как на ладони видно.
Справившись с поручением, девушка вернулась в кухню. После ужина бабки-сестры чаевничали. Много чаю пили, говорят, Ярославские – все водохлебы. Третий чайник уж вскипятили. Пока новостями поделились, про родственников побеседовали, молодость повспоминали. Лена терпеливо слушала и ждала, когда баба Нина начнет байки травить. Для курсовой эти истории – самый сок, да еще из первых рук, не откуда-то, а от родственницы! Это было особенно ценно…
– Вышла Тоня из дому, по сторонам смотрит, а дочку глазами не находит. За калитку пошла, а она тут под кустами сидит, с куклами кашу варит.
Так время шло, к Тоне с Аленой все уже привыкли. Ну, живет одна и ладно. Наши-то мужики сначала к ней лыжи навострили, да только не вышло у них ничего. Отворот-поворот всем дала. За это бабы ее зауважали, потому, как и женатые пытались. У нас тут все как на ладони, все всё друг про друга знают.
Как-то раз Василий провожал меня домой, через лес, как обычно, а идти как раз мимо их дома. Мы молодые были, время не замечали, но я старалась родителей не волновать. Мать больно серчала, когда я затемно домой приходила. Кричала, ругалась "в подоле принесешь!" Так вот, в тот раз мы заранее пошли, часов в восемь, пока светло. До нас и идти-то недалеко было, да мы все дорогу растягивали, чтобы подольше вместе побыть. Летний туман опустился на землю, плотным полотном застелил все вокруг – деревню, поле и лес с прудом. Последние лучи заходящего солнца окрашивали его так, что казалось, будто это оранжевое верблюжье одеяло. Красота, как сейчас помню, с одной стороны солнце садится, с другой стороны уж луна показалась, краснощекая.
Подходим мы уже к лесу и видим, Аленка у самого его стоит, в одной руке кукла, а другой она машет, будто кого с собой зовет или разговаривает. И Тони рядом нет, одна девочка совсем. Мы, ясное дело, ее за ручки и к дому повели, да Тоне рассказали, что, мол, уйдет в лес, такая маленькая, дороги назад не найдет.
