Не бывает домов, дурных по природе своей. Чаще всего постройку замышляют с добрыми намерениями, даже с любовью. Вначале дом на Кровавом ручье такой постройкой и был.
Сделан он был из самых обычных материалов – дерева и гвоздей, камней и раствора. Земля, на которой он стоял, никем не была проклята. Он не служил пристанищем ни ведьме, ни колдуну. Его возвел в 1859 году в Канзасе один любитель уединения – своими руками, лишь изредка прибегая к помощи друзей из ближайшего поселения, Лоуренса. Несколько славных лет в комнатах огромного особняка обитала пылкая любовь, пусть и хранимая в тайне – в двух перешептывавшихся сердцах.
Но, как это происходит почти с каждым домом, о котором ходят слухи, будто бы там обитают призраки, в особняк на Кровавом ручье пришла беда. Человек, построивший его, был убит в нескольких шагах от своей любимой. Его руки тянулись к ней, пытаясь преодолеть – о, злая шутка! – такое короткое расстояние, коснуться ее темной кожи, погладить ее волосы; его разум твердил, что, если только он сумеет заключить ее в объятия, они оба спасутся, что стоит только захотеть изо всех сил – и они смогут быть вместе.
Они не спаслись. Тело его возлюбленной разлучили с его телом и повесили на единственном дереве, что росло во дворе перед домом, – на кривом буке. Она была уже мертва, но все же ее вздернули, чтобы унизить напоследок. Тела остыли, насколько это было возможно жаркой августовской ночью, и царящая вокруг тишина накрыла их, словно саваном. Никто не трогал тела несколько недель, о них забыли: жители Лоуренса были поглощены своей собственной бедой. Когда солнце скрылось, горизонт на юго-западе замерцал оранжевыми отблесками пламени. Лоуренс горел.
Дом, обагренный кровью, не может избежать жестокого приговора молвы. Городские жители, которым случалось ехать по тихой проселочной дороге в Канзас-Сити, начали говорить об особняке так, словно он был живым существом. Они рассказывали, какую жалость будил в них бедный печальный дом, осиротевший, в точности как сотни детишек, чьи родители погибли в жестоких приграничных боях перед Гражданской войной. Никто не мог знать, что творилось в пустом здании долгими темными зимними ночами, когда ветер вырывался из лесной чащи и заставлял дребезжать оконные рамы. Просто было там нечто, вынуждавшее путешественников ускорять шаг на дороге близ Кровавого ручья.
Такой большой и роскошно выстроенный дом не мог стоять пустым вечно. Находились люди, которые пытались там обосноваться. Но никто не чувствовал себя в доме уютно, и почти все жильцы съезжали в течение года. Они не могли толком объяснить, что заставляло их покинуть особняк. Его стены словно отказывались принимать людское тепло. Даже в разгар лета стоило перешагнуть порог – и воздух резко становился холоднее.
Дом стали считать дурным местом. Его начали бояться.
В конце 1920-х годов построили Канзасское шоссе номер 10, и оно связало Канзас-Сити с Лоуренсом. К началу 1970-х скромная мощеная дорога превратилась в четырехполосную магистраль. Когда несешься на скорости пятьдесят пять миль в час, поворот к дому легко не заметить, как и знак, оповещающий о самом ручье. Жизнь мчалась вперед, на смену простым временам пришли времена суматошные, и дом на Кровавом ручье превратился в обычный сельский дом, брошенный, как и множество его собратьев, на милость прерии. Даже ручей, когда-то так жадно питавшийся водой реки Канзас, начал пересыхать, и под лучами палящего солнца его русло покрылось трещинами, точно старческая плоть.
Люди, жившие по соседству, до сих пор рассказывали истории о диковинных вещах, которые им случалось наблюдать: об огнях, загоравшихся в окнах, о стуке в дверь, о шепоте в темноте, – но дом и его кровавое прошлое уже стали не более чем сказкой из тех, какими родители потчуют детей на ночь. Большинство этим историям не верили – их рассказывали лишь для того, чтобы уберечь ребятню, предупредить об опасностях, грозящих тем, кому вздумается забраться в обветшавшее здание. Дому, вероятно, было одиноко. Страсть, давшая ему жизнь, пропала, растворилась в земле подобно утреннему туману.
В 1975 году сестры Финч, Рейчел и Ребекка, выкупили дом у округа, владевшего им с 1961-го, когда съехал последний жилец. Темное прошлое дома сестер Финч не беспокоило. Этим шестидесятивосьмилетним однояйцевым близнецам довелось видеть и испытать кое-что гораздо страшнее ночного стука, особенно прикованной к инвалидной коляске Ребекке, жертве трагического несчастного случая, о котором ни она, ни ее сестра не распространялись.
Когда сестры наняли местных работников, чтобы те помогли обновить некогда великолепный дом, многие радовались их приезду, полагая, что особняк наконец-то обеспечат уходом и заботой, как хотел первый его владелец. Газеты Lawrence Journal-World и Kansas City Star посвятили приезду сестер статьи. «Особняк на Кровавом ручье наконец-то обрел любящих хозяев», – гласила одна. «Близнецы дают новую жизнь „Проклятому дому“», – объявляла другая.
Сестры Финч не оправдали ожиданий. Они были, как прозвали их местные, «чудачками». Они практически не разговаривали с плотниками, что чинили дом, а въехав, почти не выходили наружу. Если кого-то из сестер и можно было с натяжкой назвать дружелюбной, то Рейчел. Свои длинные темные волосы она распускала и всегда платила рабочим вовремя и без обмана. Ребекка стягивала волосы в немилосердно тугой пучок и на люди старалась не показываться, коротая дни за закрытой дверью единственной спальни третьего этажа. Лифт был одним из первых нововведений в доме, он позволял прикованной к коляске Ребекке свободно передвигаться по просторному зданию. Однако долгих прогулок она не совершала и предпочитала оставаться в спальне – внешний мир она видела лишь из ее узкого окна.
