Дэниел Абрахам - Кинжал и монета. Книга 1. Путь дракона

Daniel Abraham

THE DRAGON’S PATH

Copyright © Daniel Abraham, 2011

Published in agreement with the author, c/o BAROR INTERNATIONAL, INC., Armonk, New York, U.S.A.

All rights reserved

Карта выполнена Юлией Каташинской

© И. В. Майгурова, перевод, 2016

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука^>®

Отступник вжался в тень скалы, молясь об одном: чтобы нелюди внизу не подняли глаз. Ладони горели, ноги и спину сводило от усталости. Тонкая ткань церемониальных одежд льнула к коже под стылым, пахнущим пылью ветром. Он набрался духу и глянул вниз, в расселину.

Пять мулов давно замерли на тропе, однако жрецы не торопились слезать. У каждого поверх теплых добротных одеяний поблескивал на спине древний меч, отбрасывающий в утренних лучах ядовито-зеленые блики. Выкованные некогда драконами, клинки несли смерть любому – достаточно лишь царапины на коже. Со временем яд убьет и самих меченосцев. Отступник усмехнулся: потому-то его бывшие братья и спешат его убить, лишь бы вернуться поскорее. Мечи – не для долгого ношения, их обнажают или в жестокой крайности, или в приступе смертельного гнева.

Что ж. По крайней мере, его принимают всерьез.

Главный из жрецов поднялся на стременах, сощурил глаза от яркого солнца.

– Не прячься, сын мой! – Отступник узнал голос. – Выхода нет!

Сердце дрогнуло. Отступник чуть было не шагнул вперед, но вовремя сдержался.

«Вероятно, – напомнил он себе. – Выхода, вероятно, нет. А может, и есть».

Внизу, на тропе, фигуры в темных одеждах колыхнулись, о чем-то заговорили. Отступник не слышал слов. Занемевшее тело холодело все больше: ни дать ни взять труп, которому почему-то забыли даровать милостивую смерть. Разговор тянулся целую вечность, добрых полдня – хотя солнце, висящее в безупречной синеве, и не думало сходить с места. Выдох, следующий вдох – и мулы тронулись в путь.

Отступник не смел двинуться, чтобы не зашелестел по обрыву случайный камешек. Жрецы, бывшие когда-то людьми, медленно повели мулов к краю долины, затем свернули к югу по широкому извиву дороги. Отступник, проводив их взглядом, изумленно выпрямился и упер руки в бока. Он жив! Его не нашли! Даже и не знали, где искать!

Значит, все учение, которому он до недавних пор так свято верил, – ложь. Дары паучьей богини не открывают истину. Да, они дают адептам иные способности, но не наделяют знанием правды. Отступнику все больше казалось, будто в некий миг вся его жизнь соскользнула с паутины умело сплетенного обмана, на которой держалась прежде, однако он не чувствовал ни растерянности, ни оторопи – лишь облегчение, будто вышел из склепа на вольный воздух. Он вдруг понял, что улыбается.

Последующий подъем на западный склон измотал его донельзя. Сандалии оскальзывались, пальцы едва находили опору. И все же, когда солнце добралось до зенита, он уже стоял на вершине. К западу одна за другой теснились горы, над ними гигантскими башнями вздымались облака, кое-где подернутые серой грозовой завесой. Чем дальше, тем ниже становились холмы: склоны переходили в равнины, из-за дальности казавшиеся серо-голубыми. Резкий вершинный ветер царапнул лицо, как когтями; на горизонте сверкнула молния. Словно в ответ, крикнул ястреб.

Теперь отступнику предстояли недели пути. В одиночку, пешком, без запаса пищи и, главное, воды. Последние пять ночей он спал в пещерах и в зарослях кустарника. Его бывшие друзья и братья – те, кого он знал и любил всю жизнь, – сейчас прочесывали окрестные тропы и обыскивали селения, чтобы его убить. В высокогорьях жаждали добычи горные львы и волки.

Отступник провел рукой по густым жестким волосам, вздохнул и шагнул вперед, вниз по склону. Вероятно, смерть настигнет его раньше, чем он дойдет до Кешета и отыщет город, в котором можно затеряться.

Вероятно. Всего лишь вероятно.

***

Под тускнеющими лучами закатного солнца он нашел скальный выступ, нависший над ручейком. Шнурок от правой сандалии пошел на грубый лук для розжига огня, и, когда с неба повеяло холодом, отступник уже сидел у обложенного высокими камнями костерка. Сухой хворост не дымил и давал надежное тепло, но быстро прогорал, и отступник, поддерживая огонь, приладился добавлять прутья медленно, один за другим – чтобы костер не разгорелся слишком сильно и не выдал его убежища преследователям. Тепла едва хватало, чтобы согреть руки.

Издали донесся рык, который отступник предпочел не заметить. Обессиленное тело болело от напряжения, зато мозг, отвлекшийся наконец от тягот пути, работал с поразительной скоростью. В густой тьме обострилась память, первый восторг свободы сменился тоской, одиночеством, растерянностью – куда более опасными, чем голодный лев.

Отступник был рожден среди таких же гор; в играх его детства палка и витые пряди древесной коры исполняли роль меча и плети. В те годы он, должно быть, грезил о сокрытом храме, жаждал вступить в монашеское братство – сейчас, пронизанный холодом под ненадежным скальным кровом, он едва этому верил. В памяти брезжил лишь священный трепет, с которым он глядел снизу вверх на каменную стену, на изваянные в камне фигуры стражей из всех тринадцати рас человечества. Черты их стерлись под ветрами и ливнями: цинна и тралгут, южнец и первокровный, тимзин, йеммут, утопленец – все они взирали на мир одинаково пустыми лицами, сжав одинаковые кулаки. Отчетливо сохранился лишь вознесенный над ними дракон с простертыми крыльями и кинжально-острыми зубами, да еще ясно выступали на огромных железных воротах старинные буквы, сложенные в слова на незнакомом селянам наречии.

Уже послушником он узнал, что надпись гласила «УЗЫ И ВОЛЯ». Он даже когда-то верил, что понимает смысл.

Легкий ветерок оживил вспыхнувшие светлячками угли. Пылинка золы попала отступнику под веко, он потер глаз запястьем. В крови что-то изменилось, токи тела отозвались на некую незримую силу – прежде он назвал бы это присутствием богини. В давний миг, подойдя к железным воротам с другими деревенскими мальчишками, он пожертвовал собой – собственным телом, всей жизнью. А взамен…

Взамен он получил откровения. Поначалу лишь самые простые – буквы, чтобы читать священные книги, и цифры, чтобы вести храмовые записи. Он прочел сказания об империи драконов и ее крахе. О паучьей богине, несущей в мир справедливость.

Богиню невозможно обмануть, говорили ему.

Он, конечно, пробовал. Верил наставникам и все же пробовал им лгать – ради проверки. Выбирал то, чего жрецы не знали: имя отцовского клана, любимое лакомство сестры, сокровенные сны… За каждую ложь ему доставался удар плетью, за правду – ничего. Наставники ни разу не ошиблись. И он поверил. Уверовал. И позднее, возведенный верховным жрецом в звание послушника, уже не сомневался в собственной великой будущности – ведь о ней толковали ему жрецы.