1. «Брат Мегеры»
Эх, чаще бы выдавались такие тёплые, беспечные деньки! В городе тепло, деревья шелестят молодой листвой, на клумбах распускаются яркие бархатные цветы, а небо такое чистое и прозрачное, без единого облачка. Вокруг стоит приятная атмосфера покоя и счастья, а нега будто бы разлита в воздухе. Кажется, даже машины ездят тише обычного, а люди на улицах стали спокойнее и добрее.
Тёплый воздух поглощает все резкие звуки, и ты плывёшь себе в комфорте, на ногах – лёгкие кеды, под ними – чистый сухой асфальт, а во рту вкус фруктовой жвачки. Торопиться тебе некуда, солнце в глаза не светит, и даже люди на дороге на тебя не наталкиваются… Вдыхаешь воздух полной грудью, и губы сами по себе растягиваются в умиротворенной улыбке. Красота!
Можно даже выключить музыку в плеере и просто слушать щебетание птиц и все эти приглушённые звуки поздней весны. Радоваться тому, что ты молод и беззаботен, а на улице замечательный солнечный день, пахнущий пыльцой распустившихся цветов и свежескошенной травой.
Он шёл домой от метро. По улице, где ему была знакома каждая трещина на асфальте, и чей светофор на перекрёстке он изучил лучше своего школьного расписания (ровно восемьдесят секунд горит зелёный свет для пешеходов, но можно перебежать и на красный, прождав пятнадцать секунд: дорога перед ним с односторонним движением, и смотреть нужно только направо, что даёт возможность сэкономить время, пропустив лишь один крупный автопоток).
Он пересёк перекрёсток по своему методу, и ему даже никто ни разу не загудел. Теперь самая любимая часть дороги. По левую руку шла зелёная полоса – недавно посаженные липы на сочном зелёном газоне, а за ними на холме возвышалась красивая новостройка приятного бежевого цвета. Чуть подальше, впереди, уже был виден кусочек его дома – бело-голубой шестнадцатиэтажки.
Торопиться домой совсем не хотелось, и он даже подумывал посидеть ещё немного во дворе – погреться на солнышке, подставив лицо тёплым лучам и вдыхая любимый запах свежескошенной травы. Так всё в кайф! Хорошо было бы до старости запомнить сегодняшний день, чтобы дорога домой всегда ассоциировалась с весной, теплом и чуть уловимым медово-травяным запахом. Надо обязательно описать сегодняшний день в дневнике!
Проходя мимо остановки, он традиционно чуть повернул голову вправо, чтобы посмотреть на своё отражение в стекле, но так, чтобы при этом никто не заметил его приступа нарциссизма.
Ба-бац!
Смотри, куда идёшь! Что это?
Камень под ногами, что ли? И темнее сразу стало… Какая же жгучая боль в коленях.
Содрал кожу капитально.
Руки, надо бы проверить руки, на них же приземлился…руки… где…
Вот засада, картинка перед глазами прыгает, как заведённая… Не поймать никак руки, всё равно что фокус сбили… Там, небось, царапины и кровь.
Но запах цветов всё меньше уловим, и солнце тускнеет… Машины все уехали, совсем не слышно, как едут…и куда… да… ааа…
Ноющая тяжёлая боль разлилась по левой руке и ударила прямо в мозг. Марк пытался удержать в памяти своё последнее видение, но оно ускользало, как песок сквозь пальцы. Картинка разорвалась на куски, образы, слова, повторяющиеся звуки и, наконец, исчезла совсем, оставив перед глазами только реальный мир.
Буро-зелёное небо, ветхие полуразрушенные дома с выбитыми стёклами. Под ногами только сухая грязь и пыль. В воздухе запах гари и ядовитых выбросов с фабрик. Старые опоры линии электропередачи стоят, как кресты над могилами, а по земле тянутся чёрные провода. Вдалеке виднеется старая железнодорожная станция, не использующаяся уже сорок лет. Никого вокруг нет. Никаких деревьев, никакой весны. Доброе утро.
Марк сидел на дороге, уставившись на ладони. Из серой стоптанной земли торчал окаменевший кусок асфальта.
«Вот обо что споткнулся», – заметил он про себя.
Брюки все изгваздались, штанина на правой ноге была порвана, и из дырки виднелась кровавая царапина, покрытая сухой серой грязью.
– Ну, за что мне достался в родственники такой кретин?.. Черт побери, почему нельзя ни один важный день провести правильно? – Марк увидел сидящую невдалеке от него свою сестру Геру, которая даже не смотрела в его сторону. Она положила под попу свой старый истёртый портфель и, сидя на нём в позе мыслителя, задавала себе обречённым голосом бесконечный ряд риторических вопросов. – Что происходит у дураков в башке? Как в моей семье мог появиться этот полудурок? Я не понимаю…
Сестра Марка, помимо своей выдающейся правильности и заносчивости, отличалась от него яркой, ему даже казалось кричащей, внешностью. Гера была одним из тех родившихся после катастрофы существ, которые внешне уже отличались от обычного homo sapiens – вытянутое лицо, лишенная волосяного покрова голова, большие зелёные глаза и очень светлая сероватая кожа. Этих отличительных черт ей показалось мало, и она украсила себе лоб и темечко татуировкой в виде тонкого ажурного узора. Гера была младше Марка на два года, но так исторически сложилось, что она выполняла все функции старшей сестры.
Марк встал, отряхнул брюки и с извиняющимся видом подошёл к Гере. Подал ей руку, но она, демонстративно не глядя на него, встала с земли и быстро пошла вперёд.
«Отличное начало учебного года, просто гениальное. Молодец, Марк», – пробубнил он еле слышно себе под нос.
С сестрой он не виделся всё лето и очень надеялся, что после такой долгой разлуки в Гере проснётся хоть капля сестринской любви. Тем более за каникулы Марк сильно возмужал, даже стал более уверенным в себе, и Гере теперь должно было быть не так унизительно идти с ним от дома до школы. Но сейчас всё потеряно – из-за этого треклятого приступа, они опаздывают на торжественное начало учебного года.
Всю дорогу до школы Гера усиленно делала вид, что Марка рядом не существует, но периодически из её уст вырывалось сдавленное ругательство:
– Твою ж мать, последнее в нашей жизни первое сентября… и провафлить…вот козлина тупая…
Она шла всё быстрее, поглядывая каждые двадцать секунд на наручные часы – трофей с первой вылазки их отца.
– Придушила бы собственными руками…, – всё не унималась она, – уже семь минут пропустили!
Гера ускорилась так, что Марк за ней еле поспевал. Наконец, вдалеке послышался галдёж детей, чьи-то радостные визги и весёлый смех. Из-за поворота показалась школа.
До войны это было стандартное здание, напоминающее с высоты птичьего полета букву «П», но после попадания снаряда в левое крыло, школа стала больше похожа на перевёрнутую букву «Г». Обшарпанное здание неясного цвета сегодня было украшено грязной красной растяжкой сорокалетней давности с серыми буквами «1 СЕНТЯБРЯ – ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЗНАНИЙ». Обрушенное левое крыло демонстрировало скелет здания и внутреннюю обстановку остатков классных комнат: облупленные зелёные стены и заколоченные во имя безопасности любопытных школьников двери. На земле под всем этим лежала куча крупных обломков, и торчали куски арматуры.
