Она вскрикнула от ужаса.
– Что случилось? – спросил он.
Несмотря на полумрак затемненной закрытыми ставнями комнаты, он видел, что ее лицо вдруг исказилось от ужаса.
– Кто-то сейчас пытался отворить дверь.
– Может быть, это ама[1], или один из слуг – китайцев.
– В это время они никогда не входят; они знают, что я всегда после завтрака сплю.
– Кто же это мог быть?
– Вальтер, – прошептала она дрожащими губами.
Она указала на его башмаки. Он старался их надеть, но нервность, вызванная ее тревогой, лишала его обычной ловкости; кроме того, они были узковаты. С легким возгласом нетерпения она сунула ему башмачный рожок. Накинув на плечи кимоно, босая, она подошла к туалету. Она пригладила гребенкой свои растрепанные волосы, прежде чем он успел зашнуровать второй ботинок.
Она подала ему куртку.
– Как мне выйти отсюда?
– Лучше подожди немного. Я выгляну и посмотрю, все ли благополучно.
– Это не мог быть Вальтер. До пяти часов он никогда не уходит из лаборатории.
– Тогда кто же это был?
Теперь они говорили шепотом. Она дрожала от страха. Он всегда предполагал, что в критическую минуту она непременно растеряется, и вдруг обозлился на нее. Если это было неосторожно, то какого черта она его уверяла, что никакой опасности нет. Она, тяжело дыша, схватила его за руку. Он посмотрел по направлению ее взгляда. Стояли они лицом к окнам, выходящим на веранду. Окна были закрыты ставнями, а ставни заперты на засов. Они увидели, что белая фарфоровая дверная ручка медленно поворачивается. Шагов на веранде они не слышали. Было очень страшно смотреть на это бесшумное движение. Прошла минута, полная тишина не нарушалась ни одним звуком.
Затем, как-будто действием какой-то ужасной, сверхъестественной силы, белая фарфоровая ручка другого окна тихо, бесшумно, устрашающе зашевелилась.
Это было так страшно, что нервы Китти не выдержали, и она едва не закричала; он быстро закрыл ей рот своей рукой и тем заглушил готовый вырваться у нее крик ужаса.
Ничего не слышно, кругом тишина. Колени ее дрожали, она оперлась на него, и ему казалось, что она сейчас упадет в обморок.
Нахмурившись, стиснув зубы, он отнес ее к кровати и посадил там. Она была бледна, как полотно, и сквозь загар его щек видно было, что и он побледнел. Он стоял около нее и не отрывал испуганного взора от фарфоровой ручки окна.
Они не говорили ни слова, и он видел, что она плачет.
– Ради бога, перестань, – раздраженно прошептал он. – Если мы попались, ну, так попались; придется выкручиваться как-нибудь.
Она стала искать свой платок, и он, угадав ее желание, протянул ей ее мешочек.
– Где твоя шляпа?
– Я оставил ее внизу.
– О, господи!
– Полно! Надо взять себя в руки. Сто шансов против одного, что это не был Вальтер. Зачем ему в это время приходить домой? Он ведь никогда не возвращается среди дня.
– Никогда.
– Пари держу на что угодно, что это была ама.
Она слегка улыбнулась. Его звучный, ласкающий голос успокоительно действовал на нее, и она взяла его руку и нежно пожала ее. Он подождал немного, чтобы дать ей время прийти в себя и сказал:
– Послушай, не можем же мы вечно здесь сидеть. В силах ли ты теперь выйти на веранду и посмотреть, что там делается?
– Боюсь, что не смогу устоять на ногах.
– Есть у тебя тут, под рукой, хоть немного виски?
Она отрицательно покачала головой.
Лицо его омрачилось, его разбирало нетерпение; он собственно не знал, что делать. Вдруг она судорожно сжала его руку.
– А если он нас ждет?
Он принужденно улыбнулся, и голос его сохранил нежный, убедительный тон, который, как он отлично знал, так сильно на нее действовал.
– Это невероятно. Будь храбрее, Китти. Как это мог быть твой муж! Если бы он, придя домой, увидел в прихожей чужую шляпу, а, поднявшись наверх, нашел дверь твоей комнаты запертой изнутри, он, конечно, поднял бы шум. Это был, без всякого сомнения, кто-нибудь из слуг. Только китаец способен шевелить ручку дверей таким образом.
Она стала приходить немного в себя.
– Не очень приятно, если даже это была только ама.
– С ней легко справиться; если понадобится, ее можно пугнуть. Положение правительственного чиновника не много дает человеку преимуществ, но отчего, при случае, не извлечь из него возможной пользы?
Конечно, он прав. Она встала и протянула ему руку, он обнял ее и поцеловал в губы. Это было блаженство – почти мука. Она его любила до умопомрачения. Он выпустил ее из объятий, и она подошла к окну. Она отодвинула засов и, приотворив ставень, выглянула в окно. Не было ни души. Она выскользнула на веранду, заглянула в уборную мужа, в свою гостиную. Везде было пусто. Она вернулась в спальню и поманила его к себе.
– Нет никого.
– Я начинаю думать, что все это был только обман зрения.
– Не смейся. Я страшно перепугалась. Пойди ко мне в гостиную и посиди там. Я только надену чулки и какие-нибудь башмаки.
Он исполнил ее желание, и минут через пять она к нему пришла. Он курил папиросу.
– Могу я выпить виски с содой?
– Хорошо, я позвоню.
– Я думаю, что к тебе бы полезно капельку выпить.
Они в молчании ждали, пока слуга явился, и она распорядилась принести напитки.
– Позвони в лабораторию и спроси, там ли Вальтер, – сказала она. – Твой голос не узнают.
Он снял трубку и, вызвав требуемый номер, спросил, там ли находится доктор Фэйн. Он повесил трубку.
– После завтрака он туда не возвращался, – сказал он ей, – спроси у слуги, приходил ли он домой.
– Я не смею. Будет очень странно, если окажется, что он был, а я его не видала.
Китаец принес питье, и Таунсэнд налил себе стакан. Он предложил и ей выпить, но она отказалась.
– Что мы будем делать, если это был Вальтер? – спросила она.
– Может быть, он отнесется к этому равнодушно.
– Равнодушно, Вальтер?
В тоне ее слышалось недоверие.
– Я всегда считал его очень застенчивым человеком. Есть люди, которые не могут терпеть сцен. Он достаточно умен, чтобы понять, что скандал ему пользы не принесет. Я ни на минуту не допускаю возможности, чтобы это был Вальтер, но даже, если это был он, я уверен, что он сделает вид, будто ничего не знает.
На минуту она задумалась.
– Он страшно в меня влюблен.
– Отлично, тем лучше для нас. Тебе легче его обойти.
Он улыбнулся ей той очаровательной улыбкой, перед которой она никогда не могла устоять. Улыбка зарождалась в ясных, голубых глазах и медленно спускалась к углам красиво очерченного рта. У него были небольшие, ровные, белые зубы. Это была чувственная улыбка, от которой сердце таяло у нее в груди.
– Мне все равно, – весело сказала она.
– Игра стоила свеч.
– Вина моя.
– Зачем ты пришел? Я была поражена, когда увидела тебя.
– Я не мог отказаться от соблазна.
– Милый, дорогой!
Она слегка нагнулась к нему, и ее темные блестящие глаза страстно впились в его глаза, губы полуоткрылись, он обнял ее. Она со вздохом восторга отдалась его объятиям.