Угас восторг, чернильным фиолетом
Пленяет вечер, ветви серебря.
Кленовый лист, прощаясь с бабьим летом,
Дрожит на холоде седого ноября.
Как счастлив был среди багряных братьев,
Купаясь в золоте сусальных куполов,
И погружаясь в шелест, монастырь Ипатьев,
Дарил ему печаль колоколов…
Все больше красок остается в прошлом,
Бледнеет неба синий аметист,
Дыханьем сна окутан заполошный
Кленовый старец – потемневший лист.
Медленной матовой нитью
Тень с потолка струится,
Стены покроет финифтью,
Тихо скользя по лицам,
Тактику темных линий
Спрячет под лунный глянец,
Фон -то ли темно-синий,
То ли седой багрянец…
Сгинет видение утром,
В тусклом свету растает:
Вязью сплетенная сутра –
Снова стена пустая.
За строчкой строчка крутится клубок,
Сплетая петли рифмами в катрены.
Остывший чай – забытого глоток –
Пускает зайчик солнечный на стены…
Щекочет пальцы шелковая нить,
Из прошлого за мыслью тянет мысль,
Пытается как будто прояснить
Потерянных иллюзий тонкий смысл.
Двойными петлями ее в узор скручу,
Края закрою длинной бахромою –
На плечи шаль наброшу, помолчу –
Ушедшее теперь всегда со мною…
Темнота – еще не пустота,
В ней хотя бы пища для иллюзий,
В ней прозрачная немая красота,
Нити мыслей – словно хвост медузий.
Пустота – еще не глыба льда,
Просто ничего – ни снов, ни яви,
Бесконечность однотонных нет и да…
Неосознанная муть тисками давит.
Глыба льда – еще не край тоски,
Это лишь холодная поверхность –
Пустоты мороженой куски,
Амнезии светлая неверность.
Край тоски – тот самый острый край,
За которым ненаписанные строки,
Не доехавший до станции трамвай,
Недосказанного слова привкус горький…
В сумраке утра прячется тоска,
Сколько ни гони ее, ни прячь,
Бледностью небес все равно близка,
И ее сквозь окна слышен плач.
Где же зачерпнуть капельку тепла,
Как же сохранить последний блик,
Соскользнувший вдруг с мокрого стекла?
Чем поймать последний яркий миг?
Лучше бы уснуть, вмерзнуть в лед ее,
Чтобы не роптать и не болеть.
Пусть укроет снег душу до краев,
И следов звериных сверху сеть....
Седая старушка зима
Присыпала небо мукой,
И пледом пуховым дома
Накрыла с холодной тоской.
Вареники с клюквою впрок
Морозила в льдах-закромах,
Метелью продула порог,
Проверила блеск в зеркалах.
Устала, на тучи легла,
Окошки побелит потом.
Махнула рукой по углам
И тьму осенила крестом.
Я приду в этот мир удивиться
Как весомы его зеркала –
В них смертельно уставшие лица,
Истощенные страстью тела.
Отвернуться от них невозможно,
Ни укрыться, ни спрятаться в сны.
Слишком связаны узами сложно
С отражением, слишком тесны.
Я из мира уйду, продолжая
Удивляться невиданным снам,
Я уйду, этот мир обожая,
Оставляя лицо зеркалам…
Уже не то, уже не так,
И взгляд унылый угнетает,
В нем только серо-синий мрак
Мышиной стаи.
Я не хочу кроить покой
Под новой маской эйфории,
Болеть искусственной тоской
И аритмией.
Тебе мешает пустота,
А у меня в ней мироточат
Обрывки чистого листа
И многоточий…
Осенний кардиохондроз
Душевных струн внезапно грянул!
Ни ванна с маслом чайных роз,
Ни аромат кофейных гранул
Не помогают. Стон ветров
Унылым воем день терзает…
И мутный инея покров
На душу холодом сползает…
Я не готов, нет в пальцах сил
Стучать по матовым квадратам.
С каким бы рвеньем я косил
Траву, пшеницу, ароматам
Внимая летним. Где ж оно?
Хочу нырнуть в тепло его!
Предновогодние скитанья
Полны надежды и тоски,
В них снежных тайн очарованье
И льда сомнений лепестки.
Игрушек блеск в колючих лапах,
Предновогодний витамин –
В еловой хвои терпкий запах
Вмешался нежный мандарин.
Скрипит последняя неделя
Катком по лезвию конька,
Хлопушкой в будущее целя,
Цепляя искрой облака!
Бледнеет космический купол,
Луну пеленой укрывая,
Лишь звездочек горсточка скупо
Сияет у самого края.
Тенями от крыльев мелькая,
Туда прилетают жар-птицы:
Мятущихся чувств моих стая
Надежды клюет по крупице.
К утру легкий пух снегопада
Накроет остывшую душу:
Холодная вата-услада
Болезненный трепет заглушит.
Сонные сонмы дней
Тают за часом час…
Нет в них уже огней,
Нет и не будет нас.
Вьюжит в душе февраль,
Треплет листы судьбы –
Зимняя пастораль
Сдавшихся без мольбы.
Может когда-нибудь
Кто-то другой – не мы –
Выберет светлый путь –
Без ледяной зимы.
Убегаю, убегаю,
убегаю от тебя,
Вихрь мыслей и мечтаний –
Вырос ты, меня губя.
Отрекаюсь, отрекаюсь,
Отрекаюсь от тебя,
Не желаю больше счастья,
Отрекаюсь я, любя.
Замерзаю, замерзаю,
Замерзаю без тебя.
Свой же хвост надежд терзаю,
По кускам его рубя.
Зимний дождь грустней, чем осенью,
Дольше, мельче, холодней:
В небе нет прозрачной просини,
Только стаи темных дней.
Зимний дождь все в чем-то кается,
Волочится, лебезит,
А зима молчит, красавица –
Словно айсберг-монолит.
Слишком дождь нелеп в сиянии
Ледяных ее зеркал…
Слишком грубое касание
Не обвенчанных начал.
Скучаю по нашим странным
Подтекстам в простых словах,
И спорам шутя спонтанным,
Скрывающим суть в устах.
Скучаю по вихрям мыслей,
Рожденным от слова "мы"…
В его самом первом смысле
Скорее мы две тюрьмы.
Прощаясь на миг, скучаю,
Скучаю, закрыв глаза.
Я большего и не чаю –
Бог против, и мы – не "за".
Моченьки нету, где же весна?
Душит стволы метель…
Шишками мерзлыми дышит сосна,
Стынет корнями ель.
Скрипом простуженным стонут в ночи,
Хвою бросает в дрожь,
Моченьки нету, где же лучи?
Лед на ветвях как нож…
Ветры промозглые свищут в ответ,
Снегом колючим жгут.
Моченьки нету, где же рассвет?
Страшно, тоскливо тут…
Все стихло вдруг: и мысли, и слова,
Исчезли отблески последнего смятенья.
Безликой гладью лед меня сковал –
Застынет в холоде тоска и стану тенью.
Засыплет снег обрывками стихов,
Покроет перьями заплаканных подушек.
Под проседью распушенных мехов
Покой бессмысленный от жалости удушит.
О шорохе не просят тишину,
Тепла вымаливать немыслимо у вьюги.
Все принимаю, не прошу и не кляну,
Спокойно сердце растворяю в Кали-Юге…
Солнышко по полу шлепает лапками,
Прыгает белкой по окнам моим,
Тихо скользит между сонными тапками –
Рыжий, весенний, смешной пилигрим!
Я его выманю в руки орешками –
Вкусные рифмы насыплю в рукав.
Пусть и не сразу – бочком, перебежками –
Бликом коснется, орешки забрав.
Страшно ли вплавь по суше
Вдоль берегов убогих
Сквозь ледяные души
Вверх продираться к Богу?
Птицы слепые стаей
Рвутся навстречу ветру,
Падая и взлетая,
Мечутся – ищут веру…
Тесно им там и душно,
Мертвая плоть пустыни
Давит молчаньем души,
Травит тоской унынья.
Страшно, но мысль гложет:
Если они сумеют,
Может смогу я тоже?
Может, еще успею?
Приглушенной мелодией Баха
Льется чья-то тоска за стеной…
Две невидимых тени от взмаха
Полукруглой качнулись волной.
Патетически цепкая драма
Растворяет бетон потолка.
Округляя до купола храма,
