Фантазия о кармической столовой
Карма Романовна – женщина средних лет с пышной грудью и не менее пышной прической, именно такая, которая должна работать в столовой на линии раздачи. Она и работает – с утра до вечера, а иногда и в ночную смену Линия раздачи у нее в столовой просторная, очередь не застаивается.
Я сегодня зашла впервые и сразу поняла: занятное местечко. Большие окна с видом на будущее, подвесные потолки, деревянные столики в несколько рядов. Присмотрела себе подходящий столик, взяла поднос, и на раздачу. Стою, ищу глазами котелки с супами и котлетками. Не видно котелков. Подошла к Карме Романовне, и не успела рот открыть, как она кинула мне в тарелку что-то не понятное – густую кашу с неприятным запахом и пирожок (вроде).
– Это, – говорю, – что?
– То, чего ты достойна на сегодня. Вонючее пюре из непойми чего и пирожок с повидлом.
«Пирожок – это хорошо, – подумала я. – Пирожок – это мне надо». И осторожно начала пытаться убрать с подноса вонючее пюре из непойми чего, но оно чудесным образом все равно оказывалось передо мной.
– Карма Романна, – спрашиваю. – Как мне от этого избавиться?
– Ешь, – говорит. – Что дают. Заслужила, значит ешь.
– Я вообще-то не хочу.
– Ну разве же я тебя спрашиваю, чего ты хочешь? Сказала – это тебе, значит, ешь.
– И что, все так и едят то, что Вы решили?
– Едят, пьют. Для каждого своё.
– А если Гитлер зайдет, например? Чем Вы его угостите?
– Что значит если, милочка? Вон он стоит в углу на горохе, уж я ему от души насыпала. С прошлого понедельника стоит, и еще не срок ему уходить.
Вот надо же, а я и не заметила. Действительно, стоит в углу – маленький, грустный, на птичку похож. Ну раз он покорно стоит, так чего бы и мне тарелку пюре не съесть. Взяла поднос и пошла села. Специально поближе к раздаче, интересно же, что кому предлагают.
Подходит дядька, лицо смутно знакомое. Вспоминаю – точно, диетолог из телека. Жирный такой.
– О, – радуется карма, – для всех ваших один набор.
– Для наших?
– Ага, для ваших, которые ни в чем не разбираются, а другим советуют. Тебе, еще вот паре теток разведенных, которые советы о семейной жизни раздают, менеджеру по рекламе, который рассказывает дизайнеру, как рисовать… Много вас таких, всем одно: отруби, сало, лимон.
– Что? И где тут логика?
– Нет логики. Есть майонез. Держи.
Достав большую бутылку майонеза, Карма Романовна выливает ему на тарелку здоровый шлепок.
– А майонез хотя бы легкий? Я на диете.
– Легкий. 200 грамм всего.
Дядька явно недоволен, но не спорит: видимо, уже в курсе, что бесполезно. Садится за стол и ест.
– Эй, дама, на меня обратите внимание!
У стойки стоит женщина в деловом костюме и на каблуках. Карма Романовна вытирает руки о передник, берет тарелку, кладет гречку. Женщина кривит лицо:
– И все? Это все, что я заслужила?
– Ну на хлеба кусок. Нормальная еда, с голоду не помрешь. Что не так?
– Но я же всю жизнь стараюсь! Высшее образование получила. На работу не опоздала ни разу! Меня повысили, я теперь начальник отдела по персоналу. Каждое утро встаю на час раньше, чтобы накраситься. На права сдала, машину купила. Шубу ещё. Сама, не у мужика выпросила.
– Ну, и чего? Я так и не поняла, чего ты хорошего-то сделала?
И тут что-то я задумалась – а мне за что эту дрянь? Ну я-то точно ничего плохого не сделала. И ведь даже не спросила. Надо будет завтра уточнить, когда брать еду буду.
На следующий день я пришла рано утром, но на двери висела табличка «ВЫХОДНОЙ». Отдыхает. Так я и знала, что есть такие специальные дни, когда нет в мире справедливости.
– Я пришла.
И сидит в углу под раковиной, смотрит черными глазами, не мигая. Жирная, аж лоснится. Ковригина прямо передернуло.
– Ну что ж такое, я же ем, – забормотал он. – Ну почему опять когда я ем, ну хотя бы не в это время!
– Ой, да ладно, чего ты там ешь-то, сосиски за пять копеек? Тоже мне еда.
Ковригин отложил вилку. Сосиски в горло больше не лезли. Он вздохнул и посмотрел на крысу.
– Давно тебя не было. Где была?
– У Вэйзеншписа.
– Художник с первого этажа?
– Ну да. Слышал, как ему попёрло? Его картину «Зелёное яйцо» увидел куратор модной галереи из Нью-Йорка и купил за бешеные бабки. Теперь его картины стоят как золотые. Даже подороже. У него теперь на кухне простой гречки не пожрать: икра, лобстеры, даже свежие устрицы завозят. Специально для него самолётом из Бретани везут белонские. Роскошь неземная.
– И ты ушла?
– Ушла. Не люблю я это всё. Решила к тебе вернуться.
Ковригин отыскал тетрадку, ручку, уселся на пол и улыбаясь, почесал крысу за ушком. Ну а что, музы бывают разные. Это ещё не самая худшая.
Про любовь (или про это уже было?)
– Привет, – сказал он, открыв дверь.
– Привет, – ответила она.
– Проходи. Раздевайся. Чаю?
– Нет, спасибо.
Она прошла в комнату и начала расстегивать рубашку.
– Опять в джинсах? – спросил он, Ты же знаешь, от них следы на теле остаются. Мне не нравятся.
– Большое дело. Просто представь, что их нет.
Она кинула рубашку на спинку стула и начала стаскивать джинсы. Он вздохнул и продолжил наблюдать, как она раздевается. Ловко заведя руки назад, она расстегнула лифчик и аккуратно пристроила его поверх висящей на стуле рубашки. Стянула трусики.
Она приходила к нему каждые выходные уже месяца четыре. По будням не могла – работа, потом вечерние курсы. Училась монтировать видео. Хотела снимать кино, но не знала, с чего начать, поэтому начала с монтажа.
Познакомились они в баре, он подошел и сказал, что хотел бы ее нарисовать.
– Художник, что ли?, – рассмеялась она.
– Да, – ответил он. – У меня студия тут недалеко. Приходи завтра.
– Завтра? – улыбнулась она. – Не сегодня?
– Сегодня я выпил. Я не рисую, когда выпил.
Он оставил ей номер телефона и адрес. Уверенная, что идет на свидание, она пришла. Однако это не был оригинальный способ предложения свидания, и в тот же день он начал рисовать её. Обнаженной. Она не знала, почему согласилась. Возможно, потому, что сделала полную депиляцию и купила новое нижнее белье – не пропадать же добру.
Он рисовал ее каждые выходные уже месяца четыре, а она сходила с ума от любви.
