После того открыл уста свои
и проклял день свой Иов. И сказал:
«Погибни день, в который я родился,
и эта ночь, в которую сказали:
«Зачался человек!» Да будет день
тот тьмою; да не взыщет Бог его,
и да не воссияет свет над ним!
Да омрачит тень смертная его
и тьма ночная, да обложит туча,
да устрашатся дня того, как зноя!
Та ночь, – да обладает ею мрак,
да не сочтись она вовек в днях года,
да не войти ей в месяцев число!
О! Ночь та – да она безлюдна будет,
да не войдет веселие в нее!
Да проклянет ее, кто в силах день
проклясть и разбудить левиафана!
Да смеркнется звезда ее рассвета;
пусть света ждет она, и не придет он;
да не видать ей ввек ресниц денницы
за то, что чрева матери моей
дверей не затворила, не сокрыла
от глаз моих все горести мои!
Зачем я, из утробы выходя,
не умер, почему я не скончался,
когда из чрева вышел? Для чего
меня колени приняли? Зачем
сосать сосцы мне было? Я б теперь
лежал и почивал, и спал бы тихо,
и мне покойно было бы с царями,
с советниками всяческой земли,
что для себя застроили пустыни;
с князьями, у кого имелось злато,
кто мог наполнить дом свой серебром.
Или пускай, как выкидыш сокрытый,
я не существовал бы, как младенцы,
не видевшие света. Там навек
все беззаконные перестают
страх наводить; там отдыхают те,
чьи силы истощились; и покой
там узники вкушают и не слышат
как грозно их надсмотрщики кричат.
Уравнены там малый и великий,
и раб свободен там от господина.
На что же дан страдальцам свет, а жизнь —
душою огорченным, кто ждет смерти —
и нет ее; кто вырыл бы ее
охотнее, чем клад, кто до восторга
обрадовался бы и восхитился,
что гроб нашел? На что подарен свет
тому, чей путь закрыт, кого во мрак
Бог погрузил? Стенания мои
предупреждают хлеб мой, вздохи льются,
воде подобно, ведь меня постигло
ужасней то, чего я ужасался;
чего боялся я – пришло ко мне.
