В моем детстве дома господствовали две вещи: еда и драки. Я вырос в типичном Бруклине, в Нью-Йорке, – италоамериканцы, низы среднего класса, – где стычки и обильная пища были основой повседневной жизни.
Каждый день моего детства был наполнен спорами, драматизмом и, конечно же, огромными тарелками с пастой. Иногда споры возникали даже из-за пасты.
Родители, братья, сестры, родственники и живущие по соседству друзья ежедневно подавали на стол огромные порции драматизма. В особенно «удачные» дни порций могло быть две, а то и три.
Однако я никогда особо над этим не задумывался, поскольку для всех людей по соседству споры и выяснения отношений были нормой. Здесь постоянно ссорились, и, возможно, именно это и побудило меня стать драматургом и сценаристом.
Размышляя о детстве, я вспоминаю, что меня всегда преследовало ощущение, будто у каждого члена моей семьи имелся своего рода мысленный список кандидатов для перепалок на неделю вперед. И мы по очереди попадали в списки друг друга, и не было этому конца. Ситуация резко обострялась по праздникам. Некоторые, довольно забавные, споры между членами семьи легли в основу написанных мною сценариев комедий.
Однажды родители поссорились из-за причины смерти одного из наших родственников. В другой раз отец с братом устроили перебранку, потому что брат ел колбасную нарезку без хлеба. (Кощунственный поступок в глазах отца, весьма благочестивого человека, в особенности когда дело касалось болонской колбасы.)
Но так жила не только наша семья – так жила вся округа. Отчетливо помню, как в жаркие летние ночи открывал окно спальни и слышал, как в соседнем доме, на соседней улице или в соседнем квартале кто-то громко ссорился.
Эдакая эксцентричная бруклинская колыбельная.
Гораздо позже я осознал, что, если в детстве вас регулярно кормят чрезмерными эмоциями и спорами, некомфортное становится комфортным, и вы привыкаете именно так взаимодействовать с окружающим миром, независимо от продуктивности данного способа.
Это все равно что сидеть в ресторане с разнообразнейшим меню из восхитительных блюд и выбирать ту же нездоровую пищу, что вы едите каждый день на протяжении десяти лет, потому что в противном случае вы бы чувствовали себя слишком странно.
Я могу только оглянуться назад и либо укоризненно покачать головой над безумствами того времени своей жизни, либо посмеяться над нелепостью периода становления.
Тогда я этого не понимал, но, серьезно поразмыслив, скажу следующее: годы наблюдения за постоянными спорами, бойкотами, перекладыванием вины, чрезмерно драматическими ситуациями и даже физическими стычками между членами семьи и активного участия во всем этом запрограммировали меня на огромное количество конфликтов во взрослой жизни.
Столь серьезный накал страстей наложил отпечаток на мою личную жизнь и послужил причиной развода, неудачного предложения руки и сердца, бесчисленных обострений в отношениях. А подчиненные вряд ли когда-нибудь вручили бы мне награду как самому приятному начальнику.
В романтических и личных отношениях мною были совершены все мыслимые и немыслимые ошибки. Мой брак больше напоминал словесный боксерский матч, чем взаимное партнерство – слишком много раундов ссор и споров с короткими брейками для отдыха. Самое ужасное, что подобная модель поведения казалась мне абсолютно естественной и приемлемой. Я был ошеломлен, когда жена после девяти лет брака (и пять лет мы встречались до свадьбы) заявила, что хочет развестись.
Когда мне было двадцать пять, я решил оставить преподавательскую работу и заняться совместным бизнесом вместе с одной родственницей. Почти два десятилетия (четверть моей жизни, если мне посчастливится прожить восемьдесят) я вел с ней непримиримую войну, поскольку мы оба были предрасположены к конфликтам. Однажды моя деловая партнерша даже швырнула в меня кассовый аппарат. К счастью для меня, она не отличалась особой меткостью.
Без споров не обходился ни один день, и тем не менее на следующее утро мы появлялись на работе, готовые к очередным битвам. Эти нездоровые и выматывающие отношения длились 19 лет.
Забавно, но в жизни мне доводилось встречать людей, совершенно не склонных к драматичности, и они казались мне очень странными. Должен признать, какая-то часть меня восхищалась их спокойствием духа, но внутренний голос твердил: «Эти люди избегают конфронтации, потому что они слизняки. Возможно, они готовы взорваться в любую секунду, поскольку держат в себе все свои разочарования. А я не позволю, чтобы со мной случилось подобное, и поэтому свободно выражаю свои чувства вне зависимости от последствий».
Меня воспитали с верой, что сильные люди постоянно самоутверждаются, и я был решительно настроен на то, чтобы производить впечатление сильного человека. Тогда я не подозревал, что эти умиротворенные люди знали нечто, неизвестное мне.
Жизнь вовсе не должна быть непрерывным состязанием, и вы можете добиться гораздо большего, если будете держать уши открытыми, а рот на замке.
Несмотря на многочисленные оправдания и разумные объяснения собственных приступов гнева и дурного поведения, один недвусмысленный факт был очевиден даже для меня, пусть я никому в этом не признавался: я не был счастлив.
А с чего мне быть счастливым? Я постоянно с кем-то конфликтовал, а если и нет, то выискивал для будущих конфликтов подходящий объект, так же склонный к драматичности, как и я. Кандидаты для ссор в моем списке не переводились никогда.
Однажды в весьма непростой жизненный период (я расстался с женщиной после четырехлетних отношений, кульминацией которых стало неудачное предложение) я крепко задумался, что же творится с моей жизнью и чего я от нее жду.
