Едва различимая в ночи тень металась по заснеженному городку. Она скользила сквозь метель, оставляя нетронутым свежевыпавший снег, словно летела по ветру. Тень заглядывала в окна, от её прикосновений стекла затягивала кружевная изморозь. Она бросалась от одного к другому, но так и не могла найти нужного. Наконец, её привлёк свет фонаря, у стоящего поодаль дома, она бесшумно приблизилась к окну и замерла. Сквозь заиндевевшее стекло толком ничего не было видно, но тень точно знала, что не ошиблась. За стеной гудел камин, и пламя поигрывало на смолистых поленьях. Около огня в кресле-качалке сидела старушка и читала светловолосому мальчику старую потрёпанную книгу. Почувствовав невидимый холодный взгляд, старушка поёжилась и сильнее укуталась в серую шаль:
– На сегодня все, Мартин, поздно уже, отправляйся спать.
– Ну, бабушка Августа, я не хочу спать. Почитай ещё. Пожалуйста.
– И не уговаривай. Не забывай, что ночь не наше время. Надо быть осторожными, зло не дремлет…
– Да слышал я это сто раз, – перебил Мартин. – Каждый вечер одно и то же. Мне мальчишки говорили, что это все бабушкины выдумки. Никто здесь в это не верит, только ты.
– Да? А сколько времени нет вестей от твоих родителей? Они полгода как отправились на север в очередную экспедицию, и мне тебя оставили.
– Видимо, связи нет, – промямлил мальчик.
– Связи! – вплеснула руками старушка. – Это надо умудриться сунутся в самые потаённые земли. Нет там ничего кроме холода и гибели. Помяни моё слово, добром это не кончится. Они ничего не видят дальше собственного носа. Нечего тревожить сокрытые там силы. В сказках все давно уже описано. И не говори мне, что я напрасно трачу твоё и своё время на всякую ерунду. Мы Хранители. Твои родители забыли об этом, а ты помни. А теперь все, спать, и без разговоров.
– Хорошо, хорошо. Спокойной ночи, бабуля, – поднявшись, сказал Мартин.
Он зажёг светильник, чмокнул её в морщинистую щеку и поднялся к себе в комнату.
– Сладких снов, мой мальчик, сладких снов, – прошептала бабушка Августа. Она перевела взгляд на покрытое изморозью окно и посмотрела в лицо незримой тени. Та отшатнулась, заметалась вокруг дома, ища слабину. Взметнулась на крышу, сунулась было в дымоход, но печь сердито зашипела и запустила в незваную гостью крохотную искорку. Раздосадованная тень отпрянула и стремительно понеслась вниз по улице к шумной пристани и далее к одиноко стоящему на горе маяку.
Следующее утро выдалось на редкость солнечным. Сквозь затянутое изморозью окно лучи ласково тянулись к лицу мальчика, прикасались к волосам. Вчерашнее ненастье сгинуло, как будто его и не было, остались только воспоминания да наметённые до самых крыш сугробы. Мартину ни за что не хотелось покидать тёплую постель. Он натянул на голову одеяло и, подогнув ноги, отвернулся к стене. Никакая сила не могла выгнать его сейчас из кровати.
– Мартин! Просыпайся! Вставай, лежебока, завтрак готов, – донёсся снизу голос бабушки.
– Бабуля, ещё пять минут.
– Знаю я твои пять минут, они спокойно превращаются в два часа. Спускайся, не то все остынет.
– Иду, иду уже, – пробормотал Мартин.
Тихо заскрипела лестница, дверь комнаты приоткрылась, звук мягких шагов замер у кровати.
– Так я и знала, – усмехнулась бабушка, – все, недаром снег принесла, высыплю его тебе в кровать и накрою одеялом, вот тогда лежи сколько захочешь.
– Ты слишком добрая, – заявил он, даже не открыв глаз, – ты так не поступишь…
– А вот сейчас и посмотрим …
– Ай, что это?! Что ты делаешь?!
– Как и обещала – это снег.
– Ну, бабушка, я и так почти встал.
– Твоё «почти» лежит где-то рядом с обедом, а сейчас у нас завтрак стынет. Марш умываться и за стол.
– У меня вся пижама мокрая.
– Ты же не в пижаме за стол сядешь. Одевайся, умывайся и спускайся на кухню.
Мартин скинул промокшую пижаму, ёжась от холода, быстро просунул ноги в штаны, запрыгнул в шерстяные носки и через голову натянул связанный бабушкой свитер. Тапки он нашёл не сразу, они чудесным образом оказались задвинутыми под кровать. Посмотрелся в треснутое зеркало, висевшее у рукомойника, подставил одну ладошку, набрал немного воды и брызнул себе на лицо. Вода была холодной и неприятно покалывала щеки. Выдавил себе в рот немного зубной пасты из тюбика, поводил языком по зубам, равномерно её размазал, набрал вторую ладошку воды, прополоскал рот. Влажными руками провёл по волосам, чтобы не торчали во все стороны. Все. На этом процесс утреннего умывания он посчитал законченным, и поспешил вниз по лестнице, на кухню, откуда исходил запах жарящегося бекона и яиц, доносилось размеренное побулькивание чайника.
На кухне было жарко, большая изразцовая печь занимала добрую её половину. Мартин уже неоднократно обжигался о дверцу, и знал, насколько она может быть коварной. Только и ждёт момента, чтоб укусить его за руку, или за ту часть тела, которая ей подвернётся. Протиснувшись бочком вдоль стены, подальше от плиты, он сел за стол на своё место у окна.
– Явился наконец-то, – проворчала бабушка, – опять для тебя все разогреваю. В следующий раз оставлю без завтрака. Будешь ходить голодный до самого обеда. Хоть умылся или нет?
– Умылся.
– Покажи руки! Не прячь, покажи.
Мартин вытянул руки, помотал перед бабушкиным лицом и снова спрятал за спину.
Бабушка улыбнулась:
– Так я и знала. Слышала, что воды мало пролилось.
– Но, бабушка, вода такая холодная, как ею умываться?
– Иди сюда, я нагрела тебе воды для умывания.
Она сняла с крючка на стене полотенце, повесила его на плечо Мартина.
–Иди, вымой руки. И возьми с полки кусок мыла.
Мартин нехотя вышел из-за стола. Бабушка налила кипятка в таз, добавила холодной воды из бака, стоявшего в углу.
– Вымой руки как следует, с мылом, и про лицо не забудь.
– Забудешь тут про лицо, – тщательно намыливаясь, пробормотал Мартин, – неужели с умыванием завтрак вкуснее?
– Я все слышу, – не поворачиваясь к нему, заявила бабуля. – Завтрак он или есть, или нет. И есть он у того, кто умыт, а кто не умыт, тот обойдётся без завтрака. Ведь обходится же он без умывания, вот и без завтрака обойдётся. Готов? Садись за стол, сейчас принесу, пока все не подгорело.
Мартин, все ещё вытирая лицо полотенцем, пошёл к столу. И тут плита, словно дождавшись своего часа, показала-таки своё коварство.
– Ай! – воскликнул Мартин. – Бабуль, я обжёгся об эту дурацкую печь, опять она меня подловила.
– Не говори ерунды. Покажи, где обжёг.
Мартин протянул руку.
– До свадьбы заживёт, – взглянула на руку бабушка. – Помажь маслом и извинись перед печью.
– Что за глупость – извиняться перед печью, это ей впору передо мной извиняться, за то, что обожгла! – возмутился он.
