14 января
Costa Concordia затонула спустя сто лет после Titanic. И опять пресса дотошно перечисляет: «На Costa Concordia было 1500 кают, крупнейший в мире веллнесс-центр на море, четыре бассейна, пять спа-салонов, пять ресторанов, 13 баров, кинотеатр, дискотека и интернет-кафе». И опять: «Среди членов экипажа царила растерянность: инструкций по эвакуации не поступало, никто не спускал на воду спасательные лодки. В результате несколько людей предпочли спасаться, прыгнув за борт. Когда же лодки стали спускать на воду, никто не следил за тем, сколько людей в них село».
«Вы видели фильм „Титаник“? Вот как раз так все и было, – рассказала американская туристка. – Повсюду слышался звон стекла, не было света. Никто не понимал, что происходит».
Раз в столетие приносится одна и та же жертва. Кому? Зачем? «Есть еще океан», – писал тогда Блок. И сейчас в тиши и покое кто-то уже облизывает запекшиеся губы.
6 февраля
Я и нынче не хожу на митинги, и в 1990 году на них не ходил. Подумал, в чем же отличие. Оно очевидно в том, что тогда было в разы больше уважения к чужой отдельности, что позволяло и мне, сидевшему дома, и им, жмущимся по площадям, вечером встречаться и пьяно-весело обсуждать произошедшее за день. «Ну что, отморозили свою гражданскую жопу?» – спрашивал я их. И никто не испепелял меня в ответ очами. А сегодня я дежурно оправдываюсь: «Поверьте, я, так же как и вы, терпеть не могу В. В. Путина». И они облегченно вздыхают. Тьфу. Если б я тогда им сказал: «Поверьте, я, так же как и вы, терпеть не могу Лигачева, Крючкова, Нину Андрееву», на меня бы посмотрели, как на сумасшедшего.
11 февраля
Дашевский написал глубокий прекраснейший текст, точнее, надиктовал, согласно главному своему месседжу. Он в том, что романтическая поэзия – «мнемоническая, внутридушевная, интимно-сумеречная», двести лет безраздельно господствовавшая, подчиненная «я» и к «я» обращенная, – уступает место верлибру, который рвется на площадь, Болотную, разумеется, в публичное пространство, «голодное, холодное и освещенное»: отныне оно будет «создаваться… внутри человека и внутри стихов». Дашевский – умнейший человек и выдающийся поэт, он ничего не делает случайно, так и эта программная статья не написана, а продиктована, чтобы через эту опосредованность уйти от «внутриутробного убаюкивания размера», которое есть в любом сочиненном тексте – стихотворном, эссеистическом, неважно.
Прочитал Дашевского и понял, почему мне так неинтересна Болотная площадь, почему меня совсем туда не тянет. Ведь ничего, кроме романтической поэзии, мне не нужно, ничего, кроме «внутриутробного убаюкивания размера». «А столетняя чаровница / Вдруг очнулась и веселиться / Захотела. Я ни при чем. / Кружевной роняет платочек. / Томно жмурится из-за строчек / И брюлловским манит плечом». Это Ахматова про романтическую поэзию. Тогда она была еще столетней чаровницей. А вот великая картина Строцци «О бренности» или «Старая кокетка», написанная за двести лет до всякого романтизма, но та же «мнемоническая, внутридушевная, интимно-сумеречная» подчиненность «я». То же «внутриутробное убаюкивание размера». И плечом она так же манит, разве нет? Только вот не жмурится, а честно, отчаянно глядит в зеркало.
26 февраля
«Мы возьмем город в кольцо».
Красивая идея. Для меня к тому же очень удобная. Я живу на Садовом кольце, как раз на внутренней стороне. Вышел из подъезда, взялся за руки, почему бы и нет? Одно меня смущает: в Садовое кольцо каждые двести метров врываются улицы – Тверская, Малая Дмитровка, Каретный ряд, Цветной бульвар, – на проезжей части стоять нельзя; нерушимое кольцо там порушится, метафора захромает. А на Кутузовском проспекте сквозь прерванное кольцо понесутся мигалки в Кремль. И во что тогда превратится метафора? Зима, стужа. Взявшись за руки, на одном месте застыли, коченея, люди. А мимо них – туда, сюда – рассекает власть, без всяких препятствий и с победоносным воем.
27 февраля
Ветхозаветная Москва негодует. Книжники и фарисеи требуют отмщения. На их зов спешат казаки. Отныне они будут охранять храмы от Pussy Riot, защищать православные святыни. Они едут в столицу, чтобы найти девок и притащить их в храм на суд верующих. Ну, и что сделают верующие? Побьют кощунниц камнями? Изорвут на них одежды и выставят голыми на мороз, как Зою Космодемьянскую? Или только побреют наголо – пост все-таки.
«И опять, наклонившись низко, писал на земле».
7 марта
ВЦИОМ провел опрос по женским умам родины. Недосягаемо умной женщиной признана Валентина Ивановна, которая вошла в историю как «Валька за стакан» и «Валька – красные трусы». В какой-то момент она прославилась высотой халы и густотой грима: тяжелые хлопающие ресницы на плотно отштукатуренной мордочке, торчащей из жабо. В последние годы с ней связались «сосули» – и как облюбованное ею слово, и как бич Божий, убивающий людей, который в Петербурге повсюду, на домах, отштукатуренных ею на славу, по собственному вкусу, как красит она себе лицо: жирно, разбеленно розово. Город – достоевский и бесноватый – погрузили в жабо.
Очевидно, что ум из опроса – эвфемизм власти, гармония имярека и должности (губернаторской, спикерской). Мужского ума не бывает без галстука, женского – без штукатурки. Отсюда огромный отрыв Матвиенко, она вся про штукатурку, про макияж власти. Имидж и роль, дело и образ, лицо и лик в сокрушительном единстве.
11 марта
Итак, губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко утвердил закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, в котором однополая любовь приравнена к педофилии. Закон этот, разрабатывавшийся депутатами городского ЗакСа в прошлом году, был подписан еще 7 марта, однако общественности об этом доложили лишь спустя четыре дня: надо полагать, в канун 8 марта решили погодить и не обижать на праздник лесбиянок.
Главным следствием нового закона станет рост самоубийств и помешательств среди петербургских подростков, которые раньше могли пойти к психологу, а теперь он повесит на дверь табличку: «Ушла на базу». Сказать: «У тебя болезнь, деточка», – не всякий специалист сможет, гомосексуализм ВОЗ давно исключила из списка болезней, а вслед за ней это сделал и Минздрав, к тому же вряд ли ребенок этим утешится, а сказать: «Все нормально, малыш, спи спокойно, ты такой же, как все, полноценный гражданин», – отныне запрещает г-н Полтавченко. То есть на ухо это сообщить, конечно, можно, как страшную скабрезность: запрещены только публичные высказывания, «деятельность по целенаправленному и бесконтрольному распространению общедоступным способом информации, способной нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию несовершеннолетних, в том числе сформировать у них искаженные представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений». Но нельзя требовать от людей подвига, даже от психологов, и понятно, что они предпочтут не транслировать «искаженные представления», – от греха подальше. Подростку, замученному комплексами, открывается светлый путь в петлю. Его запретили.
