ГЛАВА 1. Охота — это жизнь
Прыжок, усилие, рывок — и бамс! Вурдалак с противным звуком шлепка кулём свалился на брусчатку, а я — на вурдалака, скривившись от отвращения. От существа воняло протухшей кровью и фекалиями, но долг превыше всего. Усевшись ему на спину, я попрыгала для верности и, прижав коленями к земле его длинные жилистые руки, выдохнула:
— Попался, гад!
Вышеупомянутый гад только дёрнулся без особой надежды на успех и затих, тяжело, с присвистом дыша. А я коснулась пальцем экрана часов. Тот вспыхнул мягким приглушённым светом, и на меня глянули красные глаза дежурного. В этот раз дежурил Петя-вампир. Я выдохнула:
— Агент два ноль шесть, высылайте бригаду зачистки на Чистые пруды! И передайте шефу, что гнездо уничтожено.
— Кнопка, ты что, вурдалака поймала? — изумился Петя, а я фыркнула:
— Кому Кнопка, а кому госпожа Воронцова-Вельяминова! Давай резче, а то он, гад, вырывается.
— Щянещирищающ, — прошуршал вурдалак, с усилием подняв голову от грязных камней мостовой.
— Вырываешься, — я толкнула его голову обратно.
— Кнопка, ты там полегче! Ещё обвинят в превышении пределов необходимой самообороны, — беспокойно заметил Петя, и вурдалак оживился, если можно было так сказать о нежити:
— Ща, ща, общищю!
— Тебя никто не спрашивал! — рявкнула я, подпрыгнув ещё разок на костлявой спине. — Адвокату будешь ныть! А я зафиксирую все полученные травмы, не беспокойся.
Гонка вымотала до самого последнего дыхания, и я, отключив вызов, прикрыла глаза. Тут нужна большая зачистка… Вурдалака видели смертные, департамент межсущностной полиции старается этого не допускать. Ну, а что поделать? Другого выхода у меня не было. Да они мне спасибо скажут ещё, в ноженьки будут кланяться!
Вурдалак вдруг взвизгнул и задёргался, стараясь вырваться. Вздохнув, я хорошенько приложила нежить ударом кулака по лысой башке. Никто мне никуда кланяться не будет. Зачистят память, уберут манну из гнезда и с брусчатки, чтобы смертные даже не задумывались о том, что видели что-то странное и необычное… Если только шеф похвалит. Хотя у шефа выдрать из уст похвалу — это как поменять местами луну и солнце.
Экран часов снова ожил, и Петя весёлым тоном сообщил:
— Бригада в пути. Много народу видело?
— Ну, человек сто, наверное. Я не считала, как ты можешь себе представить.
— Кнопка, а как ты гнездо-то, а? Их же там под дюжину обычно.
— Петенька, я тебе обязательно расскажу, когда мне позволят слезть с этого… трупа ходячего, — пообещала я голосом, который не предвещал ничего хорошего.
— Ты посиди, посиди, — рассмеялся вампир. — Что, неудобно?
— Петька! Он воняет!
— Кнопь, ты теперь тоже! — со сдавленным смешком сообщил Петя и отключился. А со стороны Башни Колдуна уже замаячили мигалки. Какой приятный зелёный свет! Перекликается с сине-красными человеческими, когда кареты Скорой помощи везут больных в Склифосовского.
— Смотри, трупик, это за тобой, — я посильнее нажала коленом на лопатку вурдалака, и тот шепеляво отозвался:
— Ща не пощеду!
— А куда ты денешься… Не поедет он!
Чёрная закрытая машина тормознула у ограды, дверца отъехала с характерным металлическим лязгом, и на асфальт спрыгнули трое крепких парней. Двоих я хорошо знала — близнецы Хасановы, оборотни из весьма уважаемой семьи чеченских вампалов. Третьего видела пару раз в Башне, но имени, а тем более сущности его не знала. Именно он обратился ко мне:
— Где зачищать, старшина?
Ишь ты, какие мы официальные! Разве что не козырнул. Я всё равно не смогла бы ответить из-за занятых рук, но зато я могла коварно улыбнуться. Глянула на нашивку и ответила:
— Зачищать отсюда и до обеда, старший сержант.
Он нахмурился, и пришлось показать ямочки на щеках. Я же прекрасно знаю, что они действуют на мужчин обволакивающе, как молоко на желудок, и те оставляют всякие попытки к сопротивлению.
— Я имела в виду — отсюда и до гнезда, в Третьяковке на третьем этаже.
— Это что, километров пять? — присвистнул Ильяс.
— Три. С половиной.
— Ты за ним гналась от Третьяковки? — его брат Имран выглядел озадаченным.
А вот старший сержант, который не представился, даже бровью не повёл, будто преследовать вурдалака три с половиной километра по вечернему городу бегом было самым обычным делом. Он кивнул Хасановым, указав на нежить:
— В машину его и вызывайте подкрепление. Нам не справиться, нужна большая мощность. Старшина, вам поймать такси или вы с нами поедете?
О, прелестно, мне даже подали руку! Но я была бы не я, если бы приняла помощь от этого мороженного леща. Самостоятельно поднявшись с нежити, которую тут же подхватили и уволокли в машину, встала на затёкшие ноги и улыбнулась широко:
— Да я уж как-нибудь сама, благодарю покорнейше. Удачи, мальчики!
Ночной город беспокойно пульсировал светофорами, рекламой, освещёнными фасадами. Уставшие мышцы ног медленно восстанавливались, и к лучшему — топать мне было далеко. Общежитие на Арбате… Или зайти в Башню, перекемарить на койке у курсантов? Да, Башня существенно ближе. Правда, там и шума больше. Как департамент магзащиты ни старался, изолировать звуки города не смог. Но мне город не мешает. Я люблю засыпать под шум машин и даже под сирены Скорой…
Голова вдруг закружилась с такой силой, что улица поплыла вокруг меня, словно хоровод девушек в сарафанах. Я резко остановилась, схватившись рукой за столб, и встряхнулась почти по-собачьи. Глаза медленно вернулись на своё место, ловя фокус, но чувство лёгкого головокружения осталось. Лекарство! Где-то в кармане было… Я пошарила по куртке, по джинсам, и наконец нащупала пузырёк. Вяло отколупав крышечку, выкатила на ладонь два последних шарика, покрытых яркой зелёной глазурью. Ого! Завтра как штык к Лазареву! Иначе сдохну от болей и вот этой круговерти перед глазами.
Закинувшись таблетками, я сунула пустой пузырёк в карман толстовки и шарахнулась к стене — прямо за спиной взвыла сирена. Потом выдохнула — сирена замерла на характерной высокой ноте и издала пару лающих воплей. Наши.
Обернулась.
— Кнопка, ты в Башню? Тебя подвезти?
— Русик, ты кретин! — беззлобно обругала я сидевшего за рулём блондина. — Разве можно так пугать?
— Не знал, что можно напугать старшину Воронцову-Вельяминову, — он широко улыбнулся, показав шикарные белые зубы с торчащими клыками. В такие моменты мне всегда представлялся его хвост, виляющий из стороны в сторону. Оборотень Руслан Покровский — самый дружелюбный оборотень на свете. И глаза у него светлые, открытые и всегда ясные, хотя у других волков они часто наливаются кровью, как у вампиров…
— Ты первый, кто после этого остался жив, — пробурчала я, садясь на пассажирское сиденье серой Тойоты с нарисованным манной логотипом ДМП на дверце. — А что ты тут делаешь?
