ГЛАВА 1
«Граница проходит здесь».
Я осознала это в ту же секунду, как нога коснулась скрывавшего тропинку ковра из пожухлых листьев. Казалось бы, лес и лес – те же узловатые буки, рассеянный солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, сухая каменистая почва с редкими пучками желтоватой травы. Но любому живущему у Холмов было знакомо это щекочущее чувство, когда – случайно или специально – подбираешься слишком близко.
Магия.
У самого поворота тропы она казалась почти неощутимой – так, легкое покалывание, будто стайка юрких ящерок взбиралась вверх по моим ногам, чуть царапая крохотными коготками кожу. Но я знала, если сойти с проторенной дороги, перешагнуть через выступающие из земли корни и попытаться углубиться в чащу, все изменится. Покалывание сменится укусами, укусы – ожогами, головокружением и тошнотой, и вот непонятливый путник уже бежит, спотыкаясь о невесть откуда выросшие кочки, чтобы скорчиться за первым же кустом на безопасной, человеческой стороне.
Каждый год я встречала в лесах близ Велицы не один десяток таких вот смельчаков – в основном, конечно, их числа приезжих, наслушавшихся сказок о несметном богатстве Холмов. Забавное, надо признать, получалось зрелище, когда будущие герои трактирных баек подходили к делу с фантазией и энтузиазмом. Мне особенно запомнился тот, что приказал запустить себя в воздух из катапульты. Крик его быстро оборвался в лесу, а пожеванный сапог по весне принесли сошедшие с Холмов ручьи талого снега.
Для тех, кто поумнее, итог неизменно оказывался один – неудача. Никакие ухищрения не помогали преодолеть невидимую границу. Людям путь наверх по Холму был заказан.
Всем. Без исключений.
Там, за стеной деревьев и пеленой тумана, выживали лишь те, для кого магия была столь же естественной, как дыхание. Немертвые и неживые упыри-морои, владеющие тайными знаниями и пьющие жизнь людей ради собственного бессмертия, лесные девы иеле, мавки, заманивающие в колдовской круг сбившихся с дороги одиноких путников, великаны машурдало, вредители хохлики, перевертыши-волкулаки, чей укус превращал человека в монстра. Вся нечисть Вельхии, которая некогда вселяла ужас в жителей городов и сел, самые худшие, опасные и злокозненные черные создания, собранные под рукой князя Вельдеша – и вместе с ним запертые по другую сторону завесы.
Никто уже и не помнил, когда два мира – человеческий и нечистый – разделила нерушимая граница. Но факт в том, что с тех пор магия вместе с теми, кто мог ее применять, покинула нас. Остались лишь легенды – о Холмах и его обитателях, мрачных шабашах, темных ритуалах и особенных днях на излете осени, когда граница между мирами истончалась, выпуская в наш мир нечисть и позволяя людям на краткий миг заглянуть в неведомое. А главное – о несметных богатствах, что хранил в себе замок князя Вельдеша, выстроенный на самой вершине.
И я, Марика, названная дочь велицкого егеря Штефана Драгоша, в отличие от глупцов, год за годом безуспешно штурмовавших границу, знала, какая часть этих легенд была правдой.
***
Я была там.
На Холме.
Видела – пусть и издалека, прячась в тени домов на окраине замковых предместий, населенных нечистью, – шабаш. Наблюдала за пляской мавок и блуждающими огоньками среди деревьев. Один раз чуть не столкнулась с волкулаком в зверином обличье, но, хвала светлым богам, тот прошел мимо, отвлекшись на более интересную добычу. С тех пор пришлось стать вдвойне осторожнее. И подаренный дядькой Штефаном арбалет всегда держать наготове.
Холмы не любили чужаков. А я, как ни крути, все-таки была чужая, хоть магия и пропускала меня, признавая черную кровь отца.
Отца... Одна мысль о нем поднимала внутри темную злобу. Ни я, ни дядька Штефан, брат моей матери, не знали, кем именно был монстр в человеческом обличье, посетивший Велицу на излете осени в Волосову ночь. Знали лишь, что в результате той связи появилась я.
Маму я не помнила. Не вынеся позора, она не прожила и пары месяцев после моего рождения, умерев аккурат после сбора урожая. Опеку надо мной взял дядька Штефан. Он же и стал единственным, кто разделил со мной страшную тайну – завеса пропускала меня не просто так.
В свою девятую Волосову ночь я сбежала из дома в лес от женщины, с которой в тот момент делил кровать Штефан. И когда дядька нашел меня, оказалось, что я пряталась среди корней там, куда никто из людей не мог добраться. Тогда-то он и рассказал всю правду – про отца, Холмы и легенды о несметном богатстве, которые ему так хотелось проверить. Я согласилась попытаться пройти дальше. Добраться до княжеского замка не хватило сил, но я видела цепочку огней, уходящих к самой вершине, а в развалинах на границе тумана, где пришлось заночевать перед возвращением в долину Велицы, нашлись старые бусы и несколько покрытых патиной монет – убедительное доказательство правдивости моих слов.
При виде денег у дядьки загорелись глаза. Он тотчас же отправил меня обратно, но как я ни старалась, завеса не пускала меня дальше опушки леса. Так мы и поняли, что проход открывается лишь на короткое время. И к следующему разу были готовы.
С тех пор каждый год на излете осени я брала сумку, провизию – а позже еще и арбалет, – и отправлялась вверх по Холму за завесу. Шныряла по старым развалинам и окраинам поселения, полного нечисти. Ночью пряталась от тварей, а днем искала и собирала все, что хоть как-то подходило на продажу. После же возвращалась к дядьке, который сбывал вещи с Холмов на столичной ярмарке, поднимая неплохие деньги, чтобы безбедно жить до следующей Волосовой ночи.
– В тебе течет нечистая кровь, Марика, не забывай об этом, – не уставал повторять Штефан, любовно пересчитывая монеты, пока я, спрятавшись в темном углу подальше от глаз очередной дядькиной женщины, грызла привезенные из столицы медовые орехи. – Если не хочешь на костер, держи наши вылазки в тайне. И всегда помни, кем был твой отец. То, что ты приносишь с Холма, – лишь малая часть того, что он должен нам за зло, причиненное нашей семье. И он заплатит.
– Заплатит, – кивала с набитым ртом я, мысленно предвкушая, как через год снова окажусь на Холме среди туманного, необычного и запретного. – Заплатит.
Дядьку такой ответ устраивал. Он добрел, щербато улыбался сквозь усы и рассеянно гладил меня по голове шершавой ладонью.
– Молодец, Марика. Умная девочка. Молодец.
Год назад дядьку Штефана убили. Отчасти это было связано с нашей тайной – прознав о велицком егере, у которого раз в год невесть откуда появлялись большие деньги, его подкараулили и ограбили разбойники, оставив истекающего кровью мужчину посреди пыльного тракта. Виновных нашли и повесили, примерно тогда же очередная пышнотелая вдовушка, скрашивавшая ночи Штефана в егерской сторожке, по-тихому сбежала в далекие Мары, прихватив из дома все, что плохо лежало. Я осталась одна – без внятной цели и средств к существованию. Дядька, всю жизнь умевший держать секреты, не успел поделиться со мной ничем. Я не знала, где мог быть схрон с деньгами – и был ли он вообще. И даже имя посредника в столице, скупавшего принесенные из-за завесы вещи, мне было неизвестно.
