ГЛАВА 1
Я проснулась незадолго до рассвета. За окном, несмотря на ранний час, было непривычно светло. Хмурая чернота осенних сумерек сменилась мягкой серостью, наполнявшей душу негой и смутным предвкушением чего-то невыразимо прекрасного.
«Неужели? Неужели?..»
Тихо, чтобы не потревожить спящую в соседней комнате служанку, я выбралась из кровати, подхватила висевшую на спинке стула шаль и, прыгая по холодным доскам пола, на цыпочках прошмыгнула к окну.
И обомлела.
Широкая аллея, еще вчера темная от размякшей грязи, была покрыта тонким покрывалом первого снега. Деревья щеголяли друг перед другом пуховыми шалями, укрывшими голые ветви-плечи. Невесомые снежинки кружились в воздухе и медленно опускались, пряча черные омуты луж, мелкие кусты вереска, старую скамейку и разноцветный ковер листвы. Как будто незримый художник легким движением кисти стер унылый и мрачный пейзаж поздней осени, щедро добавив на холст белил, чтобы потом поверх написать картину заново – обновленной, чистой.
Сердце трепетной бабочкой забилось в груди. День первого снега – это ли не лучшее время, чтобы мечтать о благих переменах и настоящих чудесах?
«Нет, – поправила я себя, не отводя взгляда от заснеженной аллеи и мысленно представляя четкие отпечатки подков на девственно-белом полотне и всадника, несущего счастливую весть. – Не о чудесах. О чуде».
О чуде. Единственном и самом желанном на свете чуде, которое должно случиться именно сегодня, в день, когда в предгорьях северного Аррейна выпал первый снег. Ведь именно так обещал Дункан О’Нилл, мой сосед, мой друг, мой возлюбленный, человек, которому я с самого раннего детства навсегда отдала свое сердце.
«Я вернусь, Хей, – сказал он, когда я, едва сдерживая слезы, провожала его, стоящего в строю среди таких же едва повзрослевших мальчишек, на войну, развязанную старым королем. – Я обязательно вернусь. Когда первый снег укроет зеленые склоны нашей родины, я вернусь, чтобы поселиться с тобой в долине Гленн-Мор среди вересковых холмов. Ты только дождись, хорошо?»
И я ждала. Писала письма, навещала престарелых родителей Дункана в Гленн-холле, помогая будущим свекру и свекрови по хозяйству, и решительно пресекала любые, даже самые невинные любопытные взгляды, коими провожали меня, только-только вошедшую в пору юности, молодые мастеровые и подрастающие соседские сыновья. Весна сменилась летом, лето – осенью, а редкие ответы Дункана и новости с далеких полей не сулили перемен и скорого мира. Но все равно я с замиранием сердца ждала первого снега и часто подолгу не могла уснуть, вглядываясь в черноту ночи.
Начало зимы не принесло ничего, кроме разочарования и тоскливой боли в сердце. Война, и без того безмерно долгая, затягивалась. Северный корпус завяз в глухой обороне с редкими удачными прорывами вроде освобождения Айденского холма, утраченного после осенних боев.
Я утешала себя тем, что Дункан жив. И училась ждать.
Так прошел год. А за ним еще один. И еще. Один за другим умерли от лихорадки и старые лорд и леди О’Нилл. Я похоронила их и в первый день зимы передала документы на Гленн-холл прибывшему из столицы поверенному с бумагами от Дункана. В коротком письме, переданном мне господином Рейли, любимый извинялся, что не смог получить увольнительную, просил помолиться за родителей и вспоминал снег и вересковые холмы нашего детства.
Об обещаниях не было ни слова, но каждая торопливая строчка сквозила разочарованием и усталостью от бесконечных сражений, скудной еды и холодных сырых окопов. Я понимала и не просила о большем. И готова была ждать – столько, сколько потребуется.
Но этой зимой все должно было измениться. Старый король умер прошлым летом, а его величество Рендалл Первый, не медля ни дня, заключил мир. И с тех самых пор каждый день мое сердце замирало от предвкушения скорой встречи. Еще немного – день, два или неделя – и серо-серебристые облака принесут с гор первый снег, а вместе с ним в дверь Брайд-холла непременно постучится всадник и скажет, смахнув с военной фуражки невесомые белые пушинки:
– Хейзел…
***
– Леди Хейзел, пора вставать! Завтрак почти готов.
Я подскочила на широком подоконнике, где задремала, предавшись сладким грезам, и со всех ног бросилась к замершей на пороге спальни служанке.
– Доброе утро, Мойра! – Подхватив бывшую няню, а теперь личную камеристку и компаньонку в одном лице, под полные руки, я затащила ее в комнату и закружила по комнате в вихре снежного вальса. – Доброе, доброе утро!
– Ох и шустрая же вы сегодня, миледи, – хохотнула Мойра, включаясь в игру. – Иной раз до обеда не добудишься, а тут, вон, вскочили ни свет ни заря.
– Первый снег выпал, – рассмеялась я. – Первый снег.
– Это вы все о лорде Дункане грезите, миледи? Сколько уж лет прошло с тех пор, как вы расстались?
Шесть. Почти две дюжины раз по сто долгих тягостных дней. Но разве это имело значение сейчас, когда скоро все непременно изменится?
– Не важно, Мойра, не важно. Главное, чтобы вернулся.
– Главное, чтобы из ваших грез на землю грешную спускаться не так больно было, – шутливо пригрозила служанка пухлым пальцем. – Реальность-то она обычно ох как отличается от девичьих фантазий.
Но портить прекрасное утро долгими нравоучениями Мойра не стала и даже согласилась достать из сундука мое любимое теплое платье в традиционный для северных провинций тартановый – клетчатый – узор. И корсет, повинуясь моим настойчивым просьбам, затянула потуже – так, что даже дышать было тяжело.
Я хотела, чтобы Дункан увидел, как сильно я изменилась за шесть лет. Чтобы понял, что я уже не та нескладная плоскогрудая девчонка, которая бежала по холмам за уходящими вдаль колоннами молодых солдат, а юная привлекательная девушка, в которую не грех снова влюбиться – на этот раз по-взрослому, по-настоящему.
Как же долго я мечтала об этом!
В гостиную спускалась величественно, словно королева, открывающая Зимний бал, и за завтраком была сама любезность и учтивость, чем немало удивила отца и матушку, привыкших, что обычно из меня и слова лишнего не вытянешь. Но что поделать, если звенящая хмельная радость так и плескалась через край, требуя выхода. Я была уверена: этот первый снег непременно принесет в мою жизнь что-то хорошее. Знала – и все тут!
Скорее бы, скорее!
Но чудо не торопилось в Брайд-холл. Вместо долгожданного Дункана по заснеженной аллее проскакал почтовый клерк, привезший отцу свежую газету и документы. Я с любопытством наблюдала за тем, как всадник достает из кожаной сумки желтые конверты, ища взглядом заветное письмо – хотя бы его! – но ничего не было.
Не страшно. Предчувствие редко подводило меня. Рано унывать и разочаровываться.
