Глава 1 Ты веришь в Дьявола?
Я щелкнула зажигалкой и закурила. Золотой портсигар зазвенел о столик. Роза из рубинов на нем горела огнем.
– Это вредно, – раздалось сбоку от меня.
Я взглянула на юношу, что сидел в соседнем кресле. Много младше меня. Копна каштановых кудрей горит подобно розе в свете тлеющего заката. Пухлые, почти женские губы чуть подрагивают в отвращении, когда я выпускаю струйку дыма. Тогда я подаюсь вперед и заглядываю в его янтарные глаза. Парень держится смело. Взгляд не отводит. Хотя ему определенно хочется. Что-то подсказывает, что стоит отвернуться. Возможно даже сбежать. Что-то на уровне инстинкта. И в его глазах отражается та самая борьба, какую я видела за свою жизнь столько раз, что и не сосчитать. Борьба человека и зверя, напуганного хищником покрупнее.
– Даже смертельно, – добавляет он, видя, что я молчу.
– Умирают не от сигарет, – отвечаю я и все также не отводя взгляд тушу сигарету и бросаю в разбитое сердце пепельницы рядом с моим портсигаром. – Раз уж я перестала убивать себя, может и ты назовешь мне свое имя?
Парень вздрагивает, и я вновь усмехаюсь. Такой забавный. По-детски невинный и милый. Чем-то похожий на моего сына. Правда Адам немного крупнее и не такой зажатый. Этот же явно боится. Что иронично, ведь он проник в мой дом и поджидал меня в гостиной с оружием в руках.
Вспомнив про это, я вновь бросаю взгляд на невысокий столик. Там, за букетом алых роз поблескивает револьвер.
– Меня зовут Давид, – наконец выдавливает из себя юноша и я вновь смотрю на него.
Он съёживается под моим взглядом. На щуплом, но при этом поразительно мягком лице отпечатывается страх. Я даже вижу капельки пота на его лбу. Одна стекает за воротник голубой рубашки из какой-то до омерзения дешёвой ткани. Собственно, как и брюки. И ботинки. Но если одежда хоть и дешевая, но новая и аккуратно отглаженная, то обувь… Он будто войну в них прошел, причем в самых извращенных условиях. На секунду мне даже становится его жаль.
– Так что ты хотел Давид? – спрашиваю я и вновь встречаюсь с ним взглядом.
Надо отдать ему должное. Меня он осматривает также бесстыдно. Также открыто и вызывающе.
– За правдой, – отвечает Давид, садясь чуть ровнее.
– Для человека, пришедшего за правдой с оружием в руках, ты слишком робок, – усмехаюсь я.
– Револьвер, – парень осекается. – Я пришел с оружием не чтобы использовать его против вас.
– Вот как? – удивляюсь я.
Признаться меня это расстраивает.
– Ваши псы, – он вновь обрывается, едва начав говорить, будто боясь, что из-за его следующих слов я сама схвачу револьвер и прострелю ему голову. – Ваши псы, я читал про них, – продолжает парень. – Мне надо было, нет, не так. – Он вздыхает. – Мне просто необходимо было увидеть вас, а все говорили какая у вас тут серьезная охрана и ваши, ваши собаки… Говорят они отгрызли ногу одному из наших и теперь он в больнице.
– Одному из ваших? – переспрашиваю я и одновременно пытаюсь припомнить, не было ли чего подобного за последний месяц.
– Да, Жене, – кивает Давид. – Он хотел взять у вас интервью, но попался собакам, хотя его и предупреждали. Все говорили ему не делать этого.
Я пристальней вглядываюсь в блестящее от пота лицо своего собеседника. Теперь я понимаю, про какую ногу он говорит. И правда, буквально пару недель назад ко мне в дом попытался проникнуть какой-то жалкий писака из местной газеты.
– Ничего ему не отгрызли, – махаю я рукой поняв в чем дело. – Мои собаки лишь немногое его покусали. Хотели бы крови – съели бы его заживо.
Парень нервно сглатывает.
– Так значит ты тоже работаешь на газету? – спрашиваю я, наблюдая как нервно подрагивают его пальцы.
Парень кивает.
– Я лишь хотел узнать вашу историю, – говорит он.
– Зачем тебе моя история? – Я накланяюсь вперед чтобы лучше видеть его лицо. – Ради денег? Так я могу и за молчание заплатить тебе в десятки раз больше, чем ты заработаешь за целую жизнь.
Парень поджимает губы и что-то ворчит.
– Что? – переспрашиваю я хмурясь.
– Дело не в деньгах, – говорит он. – Мне не нужны ваши деньги.
– Тогда зачем тебе нужна моя история, еще и так сильно, что ты был готов пристрелить моих бедных псов ради нее?
Давид сглатывает и растирает вспотевшие руки.
В этот момент он выглядит таким беззащитным. Таким потерянным. Таким человечным.
– Пожар в «Альбатросе». – От упоминания этой фирмы во мне что-то зашевелилось, и я села ровнее. – Вы единственная выжившая. Единственная, кто знает, что произошло с этой строительной компанией. Единственная, кто может рассказать, что разрушило жизни трёхсот человек. Из-за чего все они умерли.
Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Забавно, это было почти двадцать лет назад, а кажется прошла целая вечность. «Альбатрос» стал для меня чем-то наподобие давно забытой страшилки. Историей, которую лучше не вспоминать.
– Прошу вас, – продолжал Давид. – Вы же работали там. Знали Халлеров. Вы же были близки. О ваших отношениях с их старшим сыном писали везде. – Парень вскакивает и касается моей руки от чего я гневно поворачиваюсь к нему, но в этот раз он даже не вздрагивает. – Анна… Прошу. Прошло уже двадцать лет. Город должен узнать правду.
Я убираю его руку, и парень возвращается на место, в свое кресло. Смотрит на меня каким-то безумным взглядом, в котором отражаюсь и я, и эта комната, и будто бы даже мое прошлое.
«Альбатрос».
Конечно все в городке жаждали услышать историю о том, как рухнула компания великих Халлеров, забрав жизни каждого члена этой семьи. Годами, меня уговаривали рассказать об этом. Поведать тайну их взлета и такого грандиозного и жуткого падения. Но проблема в том, что эта история была не только моей. И я была не единственной выжившей в знаменитом пожаре «Альбатроса».
– Матери до сих пор не знают, что с лучилось с их детьми, – продолжал настаивать Давид. – Жены не знают, куда делись их мужья. Дети, отправившиеся в приюты, так и не узнали, что стало с их родителями.
Сглотнув, я убираю выбившуюся из прически прядь. Смотрю в янтарные глаза Давида и теперь он кажется мне абсолютно бесстрашным.
– Двадцать восьмого октября, триста пятьдесят два человека вошли в здание «Альбатроса», а вышел только один. Среди пепла не было даже костей. Люди хоронили закрытые гроба своих родных. Полиция разводила руками. Никто не знал, что случилось, а единственная выжившая отказывалась говорить. – Давид вздохнул и потер переносицу. – Анна, люди должны узнать правду.
Он почти умолял. Его большие щенячьи глаза светились мольбой. Мне не хотелось это признавать, но этот юноша был прав. Люди заслуживали правды. Но что в ней толку? Однако… Я и правда должна была это сделать. Так почему бы не сделать это сейчас? Почему бы не рассказать обо всем этому парню, что пришел в мой дом с оружием. Тому, кто умолял так, будто это касалось и его лично.
