Энди Кворри - Когда мама умерла…

(Рассказ1)

О том, что мама умерла, Алька узнала неожиданно: известие пришло прямо в новогодние праздники. Анна Константиновна, воспитательница приюта, подошла к Альке третьего января с настороженным и сочувствующим выражением глаз и плотно поджатыми губами. Алька в это время была в общем зале детского приюта: ей уже надоела вся эта предновогодняя и новогодняя кутерьма, и она стояла у окна, облокотившись на подоконник, и листала книжки. Анна Константиновна прижала Альку к пушистой шерстяной кофте, обволакивавшей большой и мягкий живот Анны Константиновны, и некоторое время так молча стояла, обхватив Алькину спину накрест сложенными руками.

Анна Константиновна продолжала молчать, прижимая Альку к себе.

– Вы чего? – удивилась Алька. Анна Константиновна всегда была добра и ласкова с ребятами, однако на этот раз в действиях Анны Константиновны было что-то не так, и Алька насторожилась.

– Ну чего Вы, Анна Константиновна? – не выдерживая более молчания, Алька завертелась в руках воспитательницы. Освободившись от объятий, Алька взглянула в лицо Анны Константиновны и с удивлением увидела, что глаза у Анны Константиновны наполнены влагой, уже готовой скатиться по её щекам.

– Что с Вами, Анна Константиновна? Ну что же случилось, говорите же! – забеспокоилась Алька.

– Аличка, – тихим, немного дрожащим голосом начала воспитательница, – ты только не волнуйся очень сильно. Оно ничего, оно у всех так бывает…

Она замолчала на мгновение, вздохнула, посмотрела куда-то сквозь Альку, и затем продолжила говорить уже более спокойно, глядя куда-то немного поверх Алькиной головы:

– Аличка, сегодня в приют пришла телеграмма, которая нас всех очень расстроила, поскольку в этой телеграмме сообщаются очень печальные новости.

Анна Константиновна снова умолкла и настороженно взглянула на Альку. Та стояла, несколько пригнув голову, и исподлобья сердитыми колкими глазками в упор смотрела в лицо Анны Константиновны; её маленькие плечики, на которых продолжали лежать ладони воспитательницы, часто поднимались и опускались, показывая Алькино дыхание.

– В общем, Алина, телеграмма пришла из твоего родного поселка, от соседей по дому, – приглушенным низким и как будто чужим голосом продолжила Анна Константиновна. – В ней сказано, что твоя мама умерла.

Анна Константиновна умолкла и снова взглянула Альке в лицо. Там ничего не изменилось.

– Мы уже позвонили соседям твоей мамы… Её обнаружили случайно: зашли было поздравить её с Новым годом, и вот… Отчего она умерла, еще неизвестно, поскольку сейчас праздники, и у врачей тоже… Да, это уже и не очень неважно… Так у всех бывает, Аличка, – снова повторила Анна Константиновна, – ты очень сильно не переживай… хотя оно, конечно же, будет больно… всегда больно… потому что мама…

Алька теперь смотрела на воспитательницу большими удивленными глазами и молчала. Затем она вдруг громким и дурашливым голосом крикнула:

– ПОД НОВЫЙ ГОД?!! И УМЕРЛА?! Ха!!! – И Алька дико и искусственно расхохоталась, освободившись полностью от объятий Анны Константиновны, согнувшись пополам и обхватив свой живот руками. – Оооой, не могу… хахахаха!!! Умерла на Новый год! Ну, надо же… ой, хахаха!!

Внезапно она умолкла столь же неожиданно, как и расхохоталась, и Анна Константиновна увидела Альку, стоящую прямо перед ней с опущенными плечиками, округленными вниз уголками губ, с каким-то сразу вдруг осунувшимся растерянным и безжизненным личиком, остекленевшим взглядом.

– Аличка, миленькая, ну не надо так, иди ко мне, дай я тебя обниму, малыш… – Анна Константиновна сделала шаг к Альке и протянула свои руки, чтобы снова прижать Альку к себе.

Алька, почти как солдат, резко развернулась вокруг себя и твердой решительной походкой пошла прочь в темноту коридора.

– Не надо, не ходите за мною, – сказала она, не оборачивая головы, твёрдым, с жёсткими металлическими нотками, голосом.

Анна Константиновна осталась стоять, поджав губы и провожая Альку пытливым взглядом.

Весь остаток дня Альку больше никто не беспокоил: воспитатели решили дать Альке возможность спокойно побыть наедине с её чувствами; остальные дети были предупреждены и, притихшие, настороженно возились с игрушками по углам общего зала.

Алина тихонечко просидела до самой ночи одна, забившись в свой любимый «укромный уголок», как его прозвали воспитатели, – маленькую нишу в конце коридора, почти возле самого входа, в которой стояла тумба с обувным кремом и щетками. Её не стали звать даже к ужину, справедливо решив, что она сама придет, если захочет.