Тишину внезапно прервал телефонный звонок.
– Доброе утро! Да, разумеется, можно записаться на прием. Когда вам будет удобно? – миловидная дама средних лет, сидевшая на ресепшн, внимательно посмотрела на экран монитора. – Да, это время свободно, записала вас. Нет, полотенце брать не нужно. Да, конечно, пришлю. Всего доброго!
Положив трубку, она машинально поправила и без того аккуратную прическу и улыбнулась ожидавшим в коридоре пациенткам, как бы извиняясь за нарушенное спокойствие. Впрочем, те, кому была адресована эта улыбка, не обратили на нее никакого внимания. Обе настолько погрузились в раздумья, что даже пронзительный звонок телефона и последовавший за ним дежурный разговор не прервали их мысли. Однако им все-таки пришлось вернуться в реальный мир: дверь распахнулась, и в приемную стремительно вошла одетая с иголочки женщина. Несмотря на возраст (а мы-то знаем, что ей было почти 48 лет!), выглядела она эффектно. Обычно такие женщины – энергичные, моложавые, элегантные – вызывают у других искреннее восхищение и желание через пару десятков лет выглядеть точно так же.
Ее появление вызвало заметное оживление у пациенток.
– Татьяна, – непринужденно произнесла она, садясь в свободное кресло. – А вас как зовут, девочки?
– Саша! Даша! – в один голос произнесли девушки и рассмеялись. Обе охотно вступили в диалог. Они ухватились бы за любую возможность отвлечься от мыслей о предстоящем приеме. Да и внезапно прибывшая красотка, вызвавшая любопытство у сидящих в приемной, тоже в свою очередь оценила девушек.
Саше на вид было лет двадцать пять, хотя по внешности ее возраст было сложно точно определить: стройная фигура делала ее совсем юной.
Дарья была старше, лет тридцати пяти, и на первый взгляд совершенно непримечательна. Разве только твердый взгляд карих глаз выдавал силу духа и твердый характер.
И у обеих была своя причина хоть на минутку отвлечься на разговор с незнакомкой.
…Впервые Саша оказалась в кресле гинеколога в шестнадцать лет. Тогда ее привезли в больницу с подозрением на аппендицит. Чтобы уточнить диагноз, врач направил Сашу к дежурному гинекологу. Как назло, он оказался мужчиной. С тех далеких пор посещение «женского» кабинета прочно связалось в Сашином сознании с чувством стыда и горечи. К ним успели добавиться отвращение и страх, когда на втором курсе университета пришлось вновь обратиться к гинекологу – по поводу молочницы. На этот раз девушке «повезло» выслушать лекцию о том, что все беды молодежи – от бесстыдства и сексуальной распущенности, а удел если не всех, то большинства девушек XXI века – это в лучшем случае бесплодие, а в худшем – онкология. Как тут было не разрыдаться?
Подруги потом долго ее утешали, уверяя, что по первому негативному опыту не стоит судить обо всех гинекологах плохо. Но опытов у Саши теперь было целых два. Поэтому свое мнение она сочла объективным и более чем справедливым. И переубедить девушку уже было совершенно невозможно. По крайней мере, так она считала до этой встречи в клинике.
То ли Татьяна и Дарья вызвали у нее доверие, то ли накопившееся за бесконечные минуты ожидания напряжение уже невозможно было сдерживать, но Саша рассказала о своем страхе перед гинекологическим креслом.
– Ну и ну, – покачала головой Татьяна, услышав ее историю. – Чего только не натерпишься иногда от врачей! Ведь столько женщин травмированы подобным отношением так сильно, что больше не посещают гинеколога. Я даже не про плановый осмотр говорю, а про ситуации, когда правда нужно! Но, памятуя об ужасном опыте, многие из нас думают, что лучше подождать, пока «само пройдет», а не подвергать себя добровольно бестактным, грубым, а подчас оскорбительным действиям некомпетентных врачей.
Девушки ринулись было поддержать пламенную речь Татьяны, когда дверь кабинета отворилась.
– Всем доброе утро! – прервал женский разговор мягкий, но уверенный голос доктора Нины.
…Яркий солнечный свет разливался по белоснежным сугробам, заставляя зажмуриться. Уроки закончились, и семиклассница Саша бежала домой в предвкушении новогодних каникул. Они уже договорились с Катькой ходить на горку каждый день и учиться кататься, стоя на санках. Откуда в них возникло это смелое желание, сказать сложно, но девочки твердо вознамерились покорить вершину и скатиться с нее не упав. Они даже поспорили с одноклассником, который усомнился в выполнимости подобных трюков.
– Вы же девчонки, сломаете себе все, что только можно. Не советую даже пробовать, – скептически произнес Егор, свысока взирая на юных авантюристок. Конечно, это раззадорило их еще больше.
Пришлось даже заключить пари. Подруги в этом вопросе оказались принципиальными.
Пробежав мимо всех сугробов, раскрасневшаяся Саша взлетела на третий этаж старой хрущевки, в которой жила их семья, быстро скинула с себя верхнюю одежду и направилась на кухню, намереваясь пообедать.
– Ты вернулась? Отлично, мне нужно тебе что-то сказать.
Нарочито веселый голос матери насторожил Сашу. Светлана Викторовна была женщиной замкнутой и скупой на эмоции. Поэтому сейчас девочка чувствовала: за совершенно не свойственным матери игривым тоном кроется то, что ей, Саше, не сулит ничего хорошего.
– Папе предложили работу в его родном городе, и летом мы переезжаем туда. Ты же помнишь дядю Славу? Так вот, он позвонил отцу и позвал на должность директора производства в фирму, где сам работает. К тому же бабушка с дедушкой совсем состарились, поэтому наш переезд в Ставрополь был лишь вопросом времени. Ты ведь понимаешь, дочка? Еще и хорошую должность со стабильным заработком предложили. Папа уезжает послезавтра, а мы с тобой присоединимся к нему, когда закончится учебный год. Правда, здорово? Тебе борщ со сметаной?
Если бы Сашу в этот момент огрели обухом по голове, то эффект был бы менее оглушительным. Несколько секунд она не понимала ровным счетом ничего. Потом осознала сразу все, но не нашла ни одного слова, которым могла бы хоть отчасти выразить свои чувства. Да и если бы нашла, что с того? У них в семье не было принято говорить о том, что внутри. Обсудить телепрограмму или попросить прикрыть окно – это пожалуйста. А сказать о том, что любишь, или еще хуже – не любишь, – вот уж нет. Иногда Саше, вообще, казалось, что ее родители ничего не чувствуют, как манекены какие-то. Единственным человеком, с которым она могла говорить о чем угодно, была Катька. А теперь не будет и ее…
