В палате жужжали мухи. Это были мясные мухи, разжиревшие. Они роились под потолком и на окне, единственном окне в моей палате.
Мухи…
Я наблюдаю с презрением как они бьются об стекло, словно желая вырваться на солнечный свет из нестерпимой духоты больничного помещения.
Но это лишь мои причуды – ни у кого нет желания сбежать отсюда. Я лежу на койке, я всегда настороже. Мухи жужжат и кусают, пытаются лезть в глаза, в уши, кровожадные, бешеные мухи.
В госпиталь их привлекли духота, ампутированные конечности и разложение. Каждый день привозят раненых с оторванными руками и ногами. Каждый день вывозят трупы.
Смрад и духота.
Мухи кусают врачей и медсестёр. Когда приходят капелланы, мухи не щадят и их. Мухи неотступны. Они ввергают в безумие. Мой сосед по палате свихнулся. Он каялся всю ночь. Утром его увезли.
Наверно и меня ожидает такая же участь, но я – кремень. Когда какая-нибудь муха начинает жужжать над моим лицом, готовясь к решительной и злой атаке, я собираюсь и жду, чтобы маленькая тварь села туда, куда я могу дотянуться ударом ладони. Мне приходится отмахиваться и бить их на стене, на койке, на которой я лежу. Иной раз муха садится на тумбу рядом, где покоится бархатный футляр – и это самое страшное. Если их несколько, я изловчаюсь, чтобы попытаться успеть прибить каждую. Мне удаётся оглушить насекомых – и только. Ехидно жужжа, они улетают под потолок или к окну к своим сородичам готовиться к следующему набегу.
