Открытку, только что полученную от Маринки с Виктором из Карелии, я успела дочитать только до половины. Маринка бисерным почерком подробно расписывала, как ей нравится путешествовать с Виктором на байдарке по карельским озерам и какой чудный городок Калевала на озере Среднее Куйто, и что они с Виктором правильно сделали, что не поехали на Канарские острова, как я им предлагала, а выбрали Карелию, и что никогда в жизни она не думала… О чем именно она никогда в жизни не думала, я так и не узнала, потому что, когда я дочитала до этого места, зазвонил телефон.
– Алло! Редакция газеты «Свидетель». Главный редактор Ольга Бойкова. Представьтесь, пожалуйста…
Ответ, который я услышала, заставил меня забыть об открытке и о самой Маринке, отправившейся с Виктором в свадебное путешествие.
– Капитан Барулин, уголовный розыск. Вы можете подтвердить личность подростка, назвавшегося Романом Тихоновым? Не хотелось бы его задерживать, но у него нет с собой никаких документов…
– Ромка? – воскликнула я. – Вы его задержали? А что случилось?
– Ну, если он действительно Роман Тихонов из художественного училища, то с ним ничего особенного не случилось. И мы его тотчас отпустим. Вы не могли бы приехать сюда и посмотреть на этого Романа?
– Куда? – немедленно спросила я.
– В художественный музей, – ответил капитан. – Он сейчас закрыт, скажете, что я вас вызвал, вас ко мне проведут.
– Я приеду через десять минут, – ответила я. – Но вы уверены, что с Ромой все в порядке?
– Да не волнуйтесь, все в порядке, – усмехнулся капитан, но все же добавил: – Если это, конечно, он…
Услышав, что меня вызвал капитан Барулин, стоящий у входа в музей сержант милиции разрешил мне войти и сообщил, что капитана я найду в кабинете директора.
– Что случилось-то? – спросила я у него.
– Идите, девушка, идите, – ответил сержант. – Капитан вам расскажет, если сочтет нужным.
В огромном зале музея на втором этаже, через который нужно было пройти, чтобы попасть в кабинет директора, кроме двух милиционеров, разглядывающих портрет императрицы Екатерины Второй, никого не было. Они проводили меня глазами, но не остановили.
Дверь в кабинет была открыта, и в тишине пустого музея далеко было слышно, как мальчишеский голос произнес фразу:
– Я же вам говорил, Павел Васильевич, что я видел его сегодня утром, мы с ним работали в третьем фонде, разбирали, что уцелело после потопа.
«Это Ромка! – узнала я. – Кого он видел-то?»
– Константин Дмитрич ушел часов в двенадцать, – продолжал Ромка, когда я уже подходила к двери кабинета. – А я остался дальше работать. В три закончил, пошел домой, а когда из музея вышел, меня ваши милиционеры остановили…
В этот момент я вошла в кабинет.
За столом директора сидел капитан милиции, очевидно, тот самый, который попросил меня сюда приехать. С другой стороны стола, спиной ко мне сидел Ромка, я сразу узнала его вихрастый затылок и слегка оттопыренные уши. Да и куртка на нем была та самая, в которой он появлялся вчера в редакции.
Когда я вошла, капитан внимательно на меня посмотрел, стараясь понять, узнала я сидящего перед ним подростка или нет.
– Рома? – сказала я, и он тут же резко повернулся на мой голос. Я посмотрела на капитана: – Что случилось?
– Я лучше отвечу на ваш вопрос. – Капитан показал Ромке на дверь. – Иди, парень, подожди там, пока мы тут переговорим.
Ромка вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Музейная тишина вообще не располагала к резким движениям, но мне показалось, что на этот раз она в музее прямо-таки гнетущая.
– Так это действительно Рома Тихонов? – спросил меня капитан.
– Да, это он, – пожала я плечами. – Вы обещали объяснить мне, в чем дело.
– Я, собственно, был почти уверен, что он не врет, – сказал капитан. – Почти. Но убедиться было необходимо. Он говорит, что мать в больнице, в училище нет сейчас никого, каникулы, и назвал вас, редактора газеты, в которой он якобы работает внештатным корреспондентом. Но документов при нем никаких, а история тут произошла слишком серьезная – убийство.
– Надеюсь, он не имеет к нему отношения? – спросила я. – Я могу лишний раз подтвердить, что это и в самом деле Рома Тихонов, что знаю его уже с полгода, что он сотрудничает с нашей газетой. Вот его карточка. Мы на каждого внештатника заводим карточки, где отмечаем их публикации. Ну, знаете, чтобы не забыть об их хороших материалах и помнить о неудачных.
Я достала из сумочки карточку и положила на стол перед Барулиным. Он мельком посмотрел на наклеенную на ней фотографию и, кивнув головой, подвинул карточку опять мне.
– Спасибо, это мне не нужно, – сказал он. – К убийству ваш Роман Тихонов, к счастью, отношения не имеет. Но последние дни именно он работал с убитым, и, естественно, я надеялся, что он хоть как-то прояснит картину.
Капитан вздохнул.
– Но он ничего существенного нам не сказал. Можете его забирать. Извините, что пришлось вас побеспокоить.
– А кто убит? – спросила я.
– Только прошу вас, без всяких домыслов, – капитан поднял на меня глаза. – Только известные вам факты. Я имею в виду, если будете об этом писать.
Я хотела уже возмутиться, но капитан понял сам, что сказал лишнее, и тут же поправился:
– Впрочем, боюсь, мои опасения напрасны. Вашу газету я знаю, вы никогда этим не грешите. Так вот, убит художник Константин Дмитриевич Фомин. В двух шагах от музея, в сквере…
– Но при чем здесь Рома? – перебила я его. – Почему вы его задержали?
– Ни при чем, – вздохнул капитан. – А задержали мы не одного его, а всех, кто оказался около места убийства без документов.
– Так что же там произошло? – спросила я. – Нашли убийцу?
Капитан посмотрел на меня устало.
– Скорее всего случайная пьяная драка, – сказал он. – Рядом с убитым лежала пустая бутылка вина «Анапа», объемом ноль-семь литра.
«Понятно, – подумала я. – Не нашли и теперь уже не найдут никогда».
– Не смею вас больше задерживать, – сказал мне капитан и встал. – Не забудьте захватить с собой своего внештатного корреспондента. И посоветуйте ему всегда носить с собой хотя бы редакционное удостоверение.
Ромка ждал меня в том же зале, где слонялись два милиционера. Он сидел на стуле петровских времен и смотрел в одну точку на полу.
– Пошли, – сказала я ему. – Домой сегодня не пойдешь. Нечего там в одиночку куковать. У меня или у Сергея Ивановича переночуешь.
– Лучше у тебя, – буркнул Ромка. – Кряжимский – зануда!
– Не хами, – сказала я. – Он не зануда, а старый холостяк… К матери завтра пойдешь, не рассказывай ничего, незачем ее волновать.
– Сам знаю! – ответил Ромка.
– Роман! – сказала я. – Я ведь обижусь – тебе же хуже будет. Начнешь ко мне подлизываться.
– Да что вы все – «Роман! Роман!», – выкрикнул Ромка. – Почему он мне не поверил?! Зачем он тебя вызвал? Я назвал ему свое имя! Я же не соврал!
