Авторы: Чернышов Иван Сергеевич, Спицын Константин, Бондарев Алексей Юрьевич, Левеня Мария, Зимин Даниил Юрьевич, Гальперн Александр, Ильиных Максим Андреевич, Азарова Софья Александровна, ка́йдан, Дядя Рен, Поляк Сергеев
Редактор Иван Сергеевич Чернышов
Дизайнер обложки Иван Сергеевич Чернышов
Корректор Иван Сергеевич Чернышов
© Иван Сергеевич Чернышов, 2022
© Константин Спицын, 2022
© Алексей Юрьевич Бондарев, 2022
© Мария Левеня, 2022
© Даниил Юрьевич Зимин, 2022
© Александр Гальперн, 2022
© Максим Андреевич Ильиных, 2022
© Софья Александровна Азарова, 2022
© ка́йдан, 2022
© Дядя Рен, 2022
© Поляк Сергеев, 2022
© Иван Сергеевич Чернышов, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0059-2336-3 (т. 3)
ISBN 978-5-0051-5143-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРОЗА
Иван Чернышов. Как я умер для новой жизни
Пожилой – во всяком случае, немолодой, с залысинами, пассажир поезда «Мурманск – Псков» Никита Борисович Е. курит в туалете вагона сигарету «Тройка», затем, кашляя и кряхтя, возвращается на свою полку. Проводница, проходя, принюхивается и обрушивает тираду на соседа Никиты Борисовича, гражданина Пастухова, о недопустимости курения в поезде. Гражданин Пастухов оправдывается, что курит только на перроне и чешет бородавки на щеке с выражением явной досады. Вскоре появляется железнодорожная полиция в ослепительных кителях и пугает гражданина Пастухова штрафом в размере полутора тысяч рублей. Все это время Никита Борисович Е. пристыженно молчит. Железнодорожные полицейские и проводница уходят, и женщина за пятьдесят, однако в лосинах и с ножным браслетом, вульгарным настолько, что он кажется взятым из индийского порно, делает Никите Борисовичу замечание, попивая Швепс Спритц Аперетиво с ацесульфамом калия и аспартамом.
– Вы же курили, а из-за вас другому человеку попало.
Никита Борисович угрюмо молчит, теребя пакетик чая «Принцесса Гита». Потом ему звонит сын Серега, и они маленько беседуют. Нет, встречать его не надо. Нет, он как-нибудь сам. Нет, не тяжелый багаж, тут багажа-то. Потом Никита Борисович смазывает зубной протез кремом «Корега».
Спустя положенное время поезд прибывает во Псков, и Никита Борисович торжественно сходит. Добирается до дома, где, приняв ванну и переодевшись в халат, он сперва ужинает бутербродиками с колбаской «Папа может», после чего предпринимает следующие необъяснимые действия: подойдя в ванной к зеркалу, извлекает из шкафчика малиновую губную помаду, жирно намазывает губы, после чего берет телефон и имитирует разговор по телефону с доченькой Женечкой, которая пошла к зубному и боится, что ей будут рвать зуб. Бог терпел – и нам велел, доченька. Как же прожить, чтоб не терпеть? Кто же когда прожил, сама посуди.
Завершив разговор, который продлился около пятнадцати минут, Никита Борисович смывает помаду; та смывается не сразу. Потом Никита Борисович ест еще бутерброд и включает с телефона вещание НТВ. Героический капитан повел себя безрассудно, когда банк захватили грабители: он не должен был вмешиваться, пока спецназ медлил со штурмом.
Никита Борисович не сопереживает героям сериала.
Затем Никита Борисович раздевается, вынимает протез и ложится в постель, где его практически сразу смарывает сон странный и пугающий: будто купили они с сыном Серегой морепродуктов, вроде как крабовых палочек, залили их как доширак заливают, а там выползло что-то живое, как гигантская розовая креветка в пиалке, топорщится десятками толстых крабовопалочных ног, моргает, стремится вылезти. Внезапно кот ихний, Тимошка, на это чудовище бросается и половину отгрызает, и половина чудовища-креветки в кошачьей пасти превращается в половину туловища котенка.
Никита Борисович просыпается с испариной и в темноте натыкается на дверной косяк.
Константин Спицын. Девушка с кукурузой
Издалека повеяло дождем. Сильвио обернулся: с запада единой устрашающей массой надвигалась плотная пелена иссиня-черных туч. Грозы было не избежать.
– Мы еще увидимся? – с надеждой и тоской в голосе спросил он.
– Конечно! – ласково улыбнулась она.
– Но… мы же… как я узнаю тебя?..
– Как и сегодня. Я буду с кукурузой.
– Но…
– Не переживай, – она легко коснулась тонкими пальцами его дрожащих губ. – Я чувствую, что ты мне такой родной, такой… мой. Это явно не первая наша встреча. И точно не последняя.
Ветер все усиливался, прижимая кроны небольших деревьев к земле. Зрелище пугало и вызывало трепетный восторг: как ничтожны казались два влюбленных человека пред мощью и величием природы. Поляну окутывал мрак, и окружающие звуки стихли: кузнечики оборвали свою беззаботную стрекотню, птицы, перестав тревожно кричать, с чувством выполненного долга разлетелись прочь – мир вокруг замер в мятежном ожидании надвигающейся грозы.
– Я никогда тебя не забуду… – Сильвио едва сдерживал слезы.
– Забудешь, – она продолжала блаженно улыбаться, и глаза ее, вопреки всей трагичности ситуации, сияли счастьем. – Но мы полюбим друг друга снова.
– Я не хочу так! – он крепко сжал ее руки в своих. – Не хочу! Будь проклят тот, кто придумал этот мир, я не хочу так жить, не хочу забывать тебя!
– Я никуда от тебя не денусь, – ее взгляд излучал столько тепла, что им можно было укутаться, словно нежным шелковым одеялом. – Завтра мы встретимся вновь. И снова будем счастливы.
– Не произноси это слово! – закричал Сильвио, обреченно опустившись на колени и обняв ее вокруг бедер. Почему, почему она улыбается? Все же ужасно, все так… несправедливо… – Это несправедливо! За что нам такие страдания? Чем мы прогневали Бога?
– Разве ты страдаешь сейчас, со мной? – она гладила его волосы, все сильнее развевающиеся на колючем ветру.
– Нет! Я счастлив, счастлив! – не смог противиться слезам он. – Бесполезно это отрицать, от Него ничего не скроешь! За что нам все это, за что?..
Он прижался к ней и тихо всхлипывал, а она лишь мечтательно смотрела вдаль, туда, откуда угрожающе стремительно приближалась стихия.
– Кто знает… – задумчиво прошептала она, но тут же снова улыбнулась, потрепала Сильвио по голове и принялась поднимать с земли. – Вставай, мой хороший, нам пора.
– Не хочу, пожалуйста, я не хочу забывать… – он с трудом поднялся, но продолжал смотреть опухшими глазами под ноги.
– Ты все забудешь. И завтра мы будем счастливы вновь.
Она матерински поцеловала его в лоб и упорхнула, оставив свой солнечный цветочный аромат; но предательский ветер мигом унес его с собой, принеся взамен сырость и запах дождя. Вокруг стало по-настоящему темно, по небу устрашающе разносился гром, и на землю крупными косыми каплями обрушился могучий ливень. Сильвио дрожал – не то от пробирающего до костей холода, не то от жалости к себе, и слезы смешивались с водой, стекающей с волос, оставляя на губах солоноватый привкус. Так и не поднимая взгляда, промокший до нитки, он обреченно побрел прочь.
