Ранним октябрьским утром в дежурной пятьдесят третьего отделения милиции появился некий гражданин. Гражданин был одет в рыжий кожаный плащ нараспашку. В одной руке он держал темно-коричневый кожаный портфель, а в другой – черную шляпу из фетра. Осмотревшись, он сделал несколько стремительных шагов к окошку дежурного, и, наклонившись, неровно заговорил:
– Хочу заявить о пропаже моей жены.
– Что? Пропажи чего? – дежурный переспросил, потому что часть фразы провалилась в неуверенном голосе гражданина.
– Хочу заявить о пропаже моей жены. – на этот раз более разборчиво проговорил гражданин ту же фразу.
– Ваша фамилия?
– Фурт. Евграф Зигмундович Фурт. – голос провалился окончательно.
– Можно ваш паспорт? – вежливо попросил молодой дежурный. Посетитель показался ему подозрительным.
Гражданин начал обшаривать карманы плаща, затем костюма, и снова плаща. Руки застревали в карманах. Наконец, паспорт был найден. Он достал его из внутреннего кармана костюма. Дежурный заметил, что Фурт уже искал паспорт в этом кармане, и снова окинул его подозрительным взглядом.
Гражданин Фурт был видом около тридцати или чуть старше. Стрижка короткая, выбрит, ботинки начищены. Однако выражение его лица было с большой долей страстной муки, и казалось, он на грани нервного срыва.
– Найдите ее. Прошу! – ответил гражданин с колебанием в голосе.
– Понял вас! – сказал дежурный, и принялся оформлять заявление.
Молодому, но, судя по его взгляду и манерам, с завидной долей интеллекта дежурному показалась вся эта картина, как бы так сказать, неровной. Желая понаблюдать за заявителем, он протянул ему лист бумаги, и дал шариковую ручку, причем ту, которая пишет плохо.
Евграф Фурт сел там, куда ему вежливо показали. Дежурному было видно его хорошо, а Фурту, по задумке дежурного, было понятно, что его видят. Фурт принялся писать, а дежурный – наблюдать.
Гражданин Фурт сильно потел, и много суетился. Он положил перед собой лист, и понял, что не знает, как писать подобное заявление.
– Простите!? – начал он.
– Да! – вежливо и участно отозвался дежурный.
– А на кого составить «шапку» заявления?
– Я дам вам форму.
Дежурный вышел к гражданину. В одной руке он держал форму заявления о пропаже человека, а в другой стакан воды, и стакан был тщательно вымыт.
– Вот, выпейте!
– Спасибо!
От Фурта веяло каким-то влажным жаром. Он горел, руки дрожали, взгляд был рассеянный и, как бы, смотрящий внутрь самого себя. Казалось, он производил какие-то сложные вычисления. В глаза же дежурного он не смотрел. Даже так: когда их глаза встречались, то взгляд Фурта тут же уходил в сторону. Вот, прямо, как каучук отскакивает от тверди, вот так и отлетал его взгляд. Все это вызывало интерес. Дежурный вернулся к себе, прихватив стакан с отпечатками пальцев гражданина Фурта, поставил его особо на ксерокопию паспорта Фурта, и продолжил наблюдение.
Фурт с трудом написал несколько слов. Постоянно потряхивал шариковую ручку. Лицо его было в глубоком удручении. Напряжен. Он поискал в карманах платок, и, не найдя его, взял один конец шарфа, и стал вытирать пот со лба.
– Вот, черт! – подумал Фурт, и замер. – Какие еще «три дня назад»?! Наверняка же они опросят всех близких и дальних, и любой скажет, что не видел и не слышал ее, самое крайнее, с прошлой субботы. Скажут и про мои отмазки, типа «она сейчас в ванной», «она забыла телефон дома», «она утопила телефон в унитазе». Завтра уже неделя будет с момента ее исчезновения. Я влип в дерьмо по самые уши! Зачем я не сбежал? Почему я пришел сюда?
Увидев на лице Фурта такой образ страшного озарения, дежурный подошел и наклонился к нему, опершись обеими руками на стол. Посмотрел в глаза, и спросил:
– Что-то случилось?
– Можно мне еще один лист? – на нервах.
– Одну секунду! – ответил дежурный, и принес еще одну форму заявления.
Фурт отложил старый лист, и принялся писать снова. Остановился он на графе «дата».
– Черт! – снова возбудился Фурт, и согнулся. – Это – абзац!
Дежурный заметил такое замешательство, и что Фурт снова запнулся именно на дате, и сказал:
– Гражданин Фурт, давайте лучше составлять ваше заявление не по форме, а так, как вы можете это сделать в такой серьезный момент? Выдохните, успокойтесь, и пишите так, как есть! Без формата! Без купюр.
Фурт перестал трястись. Он смотрел прямо в глаза дежурного. Снова вытер лоб, но не шарфом, а платком. Его он легко нашел в боковом кармане пиджака. Кивнул головой, заговорил твердо и уверенно:
– Все верно! Так я и сделаю. Так и сделаю.
Фурт ловко открыл портфель. Без суеты извлек из него свою ручку и бумагу. Положил чистый лист перед собой, и написал заголовок:
««Коктейль «Ревность ангела»
Заявление о пропаже человека. Составлено рукой гражданина Фурта Евграфа Зигмундовича».
Дежурный удивился, но не стал мешать ему, и не сказал ни слова, довольствуясь тем, что дело хоть как-то сдвинулось с места. Фурт же продолжил писать:
«В прошлую субботу решили с женой устроить себе прогулку на авто по Волоколамскому району. Маршрута мы не строили. Думали, просто будем знакомиться со всем, что встретится нам интересного в пути. Все это – очень неожиданно, интересно и полезно. Обходили заброшенные фермы, осматривали храмы, любовались ландшафтами. Ближе к вечеру, часам к шести, проезжая в сторону Волоколамска, увидели стоящий особо храм, что стоит на урочище Казаново близ деревни Шитьково. С некоторым сомнением, решили свернуть к нему, мол, чтобы не жалеть потом, что «были так близко, но поленились сделать еще полшага». И мы свернули на грунтовую дорогу, и так, через пашню, поехали. Наш седан справился и с оврагом. Поднялись из оврага, и вот он, храм.
Храм – полуразрушен, но стены все на месте. Стоит храм на пустыре. С восточной стороны его находится, на некотором удалении, небольшое кладбище. По южной – заросли дудника и репейника. С запада – высокое дерево. А с северной его стороны – грунтовая дорога, овраг и пашня, за ней же шоссе, с которого мы и свернули.
Нам уже тогда стало не уютно, но мы почувствовали настоящий холод, когда присмотрелись к некоторым деталям самого храма. У северной стены его, с которой мы подъехали, была куча песка, а на ней небрежно валялись детские игрушки. На маленьком деревянном крылечке лежали предметы хозяйства. Пара окон была застекленной, и к стеклу плотно прилегали тюли.
