Саша Степанова - Колдун с Неглинки

Рассказать о таком, не опасаясь, что тебя назовут психом, можно было только Алисе: она поверит. И доказательство – вот оно. Мирон глянул на левую кисть, перевязанную бинтом, и крутанулся в компьютерном кресле. Ладонь жгло. Порез неглубокий, но на сгибе заживать все равно будет долго.

«Наш ты. Шорный».

– Шорный, – пробормотал Мирон, рассматривая темный монитор. – Бред…

Алиса была в Cети. Мирон напечатал одним пальцем: «Ты дома?»

Она ответила сразу: «Да. Учу».

«Ща приду».

Мирон спустился на первый этаж. В дверях столкнулся с мамой и спрятал руку за спину: объяснять все равно придется, но ничего убедительного в голову пока не пришло.

– К Алисе? – сразу догадалась мама. – В школе не наобщались?

– Угу, – сказал он, обуваясь.

– Ужинать приходите!

Алиса жила в том же доме, за стенкой. Двухэтажные таунхаусы на улице Школьной вмещали четыре семьи: каждая квартира с отдельным входом, парковкой и небольшим участком на заднем дворе. Отец Алисы дядя Толя говорил, что эти дома строили пленные немцы. Какие пленные немцы в пятидесятых? Вроде все это понимали, но байка продолжала существовать.

Мирон прошел под окнами через палисадник и нырнул в Алисину прихожую. Кондиционер работал на обогрев – после уличной сырости здесь было блаженно тепло.

– Я тут! – донеслось из гостиной.

Мирон пошел на голос и, оказавшись в комнате, с размаху уселся на диван. Алиса лежала с влажным полотенцем на лбу. Из-под раскрытых книг и тетрадок виднелись ее длинные ноги.

– Что с рукой?

– На меня бабка напала, – угрюмо признался Мирон. Алиса поднялась так резко, что учебники посыпались на пол. – Бабка с ножом.

– Что-о? – По крайней мере, она взбодрилась. – Отдельнов, мы не виделись всего два часа, когда ты успел?..

– Короче… – начал он и снова уставился на левую ладонь.

Два часа назад они вышли из школы, но учить Мирон сегодня не собирался: надоело. Родители и так достали: «Не катайся в Москву, сиди дома, готовься». Значит, туда он и поедет. С этой мыслью Мирон догреб до платформы Расторгуево. Вернее, почти догреб: мимо остановки шла она. Бабка. Обычная, сумку тащила. Там еще мужик стоял и женщина с маленькой девочкой. Бабка на них посмотрела – и к Мирону: внучок-внучок, тут недалеко, подсоби донести.

– А ты что? – выдохнула Алиса.

– Ну, все стоят, ждут, помогу или нет. Взял я у нее эту сумку…

Бабка даже в лице переменилась – видимо, желающие находились редко. Сумка оказалась неподъемной, как будто внутри были блины от штанги. Мирон виду не подал – потел, но старался шагать бодро. Оказалось, она живет на Советской – ничего себе «недалеко», быстрее было доехать на автобусе. Зашли в подъезд девятиэтажки, и вовремя: еще немного – и Мирон хлопнулся бы в обморок от усталости, голова уже кружилась страшно. Решил дождаться лифта и сбежать. Бабка стоит, кнопку жмет – а лифт не едет.

– Засада, – посочувствовала Алиса. – И ей, конечно, на девятый.

– Точно. Ей на девятый, лифт сломался, и тут я понимаю, что мне финиш. Не надо было в седьмом классе секцию бросать и сутками в комп тупить.

Бабка, разумеется, поохала, боженьку вспомнила и вдруг схватила Мирона за руку – эту самую, левую. Знаю, говорит, потешку одну – и прямо в глаза уставилась. Мирон подумал, что через бабкины зрачки кто-то за ним подглядывает, и ему стало холодно. А она палец скрючила и давай по ладони корябать: «Тень-тень-потетень, вышел мертвый за плетень, сел покойник под плетень, похвалялся целый день…» Мирон успел подумать, что слова неправильные, но она уже отпустила, кажется подмигнула даже: «Наш ты, шорный. Камушки сдюжил – выходит, наш».

Тут подошел какой-то мужик, тоже нажал на кнопку – и лифт приехал. Мирон поставил сумку внутрь, пропустил бабку, а когда двери начали закрываться, неожиданно для себя протиснулся между ними.

– Зачем?

Мирон пожал плечами.

– Допустим. – Алиса вскочила с дивана и метнулась на кухню. Крикнула: – Чай есть, имбирный! Будешь? – Она принесла две кружки и устроилась напротив Мирона прямо на полу, сложив ноги по-турецки. – Я только одного не понимаю – ножом-то за что? Ты ведь ей помог.

– Помог, – кивнул он. – Прикинь, мне стало любопытно, что это за «наш». Мы поднялись на девятый, и я спросил, чей я, по ее мнению. «Шорный. Что принес-то, глянь». Открываю сумку, а там пусто. Только на дне камни, как с пляжа – маленькие. Я их в руки взял – вообще ничего не весят. Но я же помню, что еле тащил, до сих пор спина болит. Если бы, говорит, был не наш, вообще бы с места не сдвинул…

В светлой комнате с плетеным ковром на полу вся эта история с бабкой казалась дикой даже самому Мирону. Но порез был настоящим. Алиса тряхнула волосами, собранными в высокий хвост, и потерла плечи.

– Жуть какая, просто мороз по коже.

– Ты мне веришь?

– Пока не знаю. Может, тебе просто…

– Что мне «просто»? Показалось?..

Мирон знал Алису с первого класса. Познакомились забавно: первого сентября мама забрала его из школы и зачем-то прихватила с собой незнакомую девочку с тонкими черными косичками. Оказалось – новая соседка, только переехали. За ней опаздывали, а мама выручила. Тогда еще был жив их мопс Мистер Пиквик, и Алиса попросила дать ей подержать поводок. Мирон великодушно поделился: он давно привык к Мистеру Пиквику и не понимал Алисиного счастья. Сначала Алиса посидела у них, потом он погостил у Алисы, в школу и из школы – вместе, все праздники – тоже. За это время Мирон всерьез обиделся на нее, кажется, однажды – когда в его девятый день рождения она сидела на качелях среди подружек и только хихикала, поглядывая в его сторону, а он чувствовал себя на собственном празднике лишним. Тогда Мирон ушел к себе и гамал в «Варкрафт» один, а потом еще дня три демонстративно с ней не разговаривал. Правда, когда на выходных родители повезли их в зоопарк, обижаться дальше не получилось. Как-то глупо было смотреть на жирафа и молчать.