После месячного летнего отпуска захожу в роту – пахнет сапогами и ружейной смазкой. Смотрю на это словно не с того конца телескопа: жизнь сузилась до размеров кружка, включавшего теперь только простые атрибуты военного быта.
В спальном помещении домашние запахи: от плова до апельсинов. Почти каждый привез из дома что-то вкусненькое про запас. Делимся впечатлениями: смешки, подколы, настроение приподнятое. «Долгоиграющие» продукты (шоколад, консервы, конфеты) несем в каптерку, где нам разрешают держать личные чемоданы и сумки. Курсант Олег Боев положил в свой большой дипломат копченую курицу и забыл о ее существовании. Через неделю в каптерке стояла вонь как на скотомогильнике, все пропиталось парами мертвой пернатой птицы. Мы требовали крови, а точнее, чтобы Боев съел вонючую курицу.
Следующий учебный день отрезвил ушатом холодной воды.
– Рота, подъем!!!
После месячного домашнего отдыха непонимающе хлопаем глазами и медленно понимаем, что нам надо надевать галифе, портянки и заскакивать в сапоги, а не в теплые тапочки. Дежурный орет так, что индейцы с Тарзаном нервно курят в сторонке! У них не вопли, а женский писк. По дороге на зарядку необходимо заскочить в сортир. Там стоит легкий мат – 150 человек пытаются слить взятую взаймы у природы жидкость. Вопли, толкотня, грохот тяжелых сапог.
– Подвинься! Смотри за струей!!!
– Не толкайся!
– Освободи место!
Сержанты орут, замкомвзвода орет, офицеры покрикивают. Такое впечатление, что им доплачивают за крик. Не утро, а зоопарк.
Снова бег, наряды, физо, скучный научный коммунизм и вечная борьба со сном. Мы опять стали однообразной зеленой массой. Одинаковая форма, стрижка, все ходим одинаково, в одни и те же места. Похоже спим, едим, даже надобности свои справляем похоже. От однообразия становится грустно.
Втягиваться в суровые армейские будни тяжело, некоторые думают о том, чтобы написать рапорт об отчислении из училища. Уж очень не хотелось вваливаться в училищную жизнь после вкусной маминой снеди и теплых домашних перин. Такие мысли были и у меня, это так называемый «послеотпускной синдром» или, как говорят сейчас, – легкая депрессия.
Лежу на панцирной кровати и долго не могу заснуть в первые ночи после отпуска. Думаю обо всем и сразу, в голове рой мыслей. Основная заключалась в том, чтобы дослужить на срочной и побыстрее домой. Впоследствии от шальных мыслей отговаривают родители и товарищи по службе.
Военное училище – это не ПТУ, а достаточно влиятельный институт общества, лифт, трамплин, позволявший парням из глубинки обустроить свою жизнь и, возможно, подняться к властным структурам и партийным должностям. Кроме того, зарплата у лейтенанта после выпуска составляла солидную сумму. Содержание по воинскому званию, оклад по должности, надбавки, пайковые образовывали сумму от 250 до 300 руб., когда средний показатель в стране находился в районе 140 руб. Закусив удила училищной жизни, идем дальше…
Первый наряд после отпуска. Суточный наряд назначается для поддержания внутреннего порядка, охраны вооружения, боевой и другой техники и боеприпасов, помещений и имущества части, а также для выполнения других обязанностей по внутренней службе. Нарядов существует великое множество, я банально заступаю дневальным по роте. Со мной еще три горемыки: Волков, Мелузов и сержант Пухтеев с 33 взвода.
Принимаю туалет, холодный кафель, запах хлорки, блестящие белые писсуары. Курсант, которого я менял, – Максимчук, из моего взвода, сосредоточенно давил прыщ на носу, стоя перед мутным сортирным зеркалом. Туалет вообще в жизни курсанта занимает важное место хотя бы потому, что это единственное место, где можно уединиться. В туалете около 10 кабинок, где курсанты, сидящие в позе орла над очком, пишут на его стенках важные накопившиеся мысли, например: «Сержант (Пупкин) – мудак», «Ротный – жопа». Или банальные присказки: «Остановите землю, я выйду!», «ПВ – щит Родины, остальные войска – шурупы в нем», «Если ты курсант – гордись, если нет – радуйся». Много фраз, связанных с отпуском: «До отпуска осталось 126 дней» или «Отпуск неизбежен, как крах империализма». Прямо стена плача, а не стены туалета.
– У ротного что-то случилось или перепил? – спрашивает Максимчук. И, не дождавшись моего ответа, продолжает: – Злой какой-то, меня два раза после обеда заставлял туалет драить. Вечно ему что-то не нравится. А что тут может нравиться, в сортире-то? Это не Париж! – философствует Максимчук.
– Он вроде не пьет. Болеет сахарным диабетом, поэтому марш-броски не бегает, а на переходах на УАЗике ездит, – говорю я и от нечего делать рассматриваю себя в зеркало, потом показываю язык.
– А как он Родину будет защищать? Вот нападут на нас китайцы или 6-й флот США, как он бегать будет? – не унимался Максимчук.
– Не ссы, не нападут! – говорю я иду докладывать сержанту Пухтееву о приеме стратегически важного объекта.
Стою. Муторно. Время как каучук. Не течет, а тянется. Даже не тянется, а застывает. Не сходя с тумбочки, перематываю портянку. Наступило самое спокойное время. Дежурный по роте после завтрака спит. В его отсутствие первый дневальный становится «дневальным за дежурного». Рота на занятиях, в помещении пусто, навел порядок и дальше имитируй бурную деятельность, когда проходит ротный или комбат, или ныкайся в спальном помещении или учебном классе.
