Пусть человек пользуется прошедшими веками, как материалом, на котором возрастает будущее.
Жан Мари Гюйо, французский философ и поэт XIX века.
– Так, вы говорите, внук в коллекторы подался? – переспрашивает
интеллигентного вида пожилой мужчина.
В его голосе слышится разочарование и сочувствие.
– Да нет же! – возражает его не менее пожилой собеседник. – Я сказал, что он по роду деятельности связан с коллекторами.
– Понятно… Понятно… – скептически бормочет себе под нос первый.
– Ну, что вам может быть понятно! – с некоторой досадой реагирует на это второй. – Загляните хоть в справочник, что ли! Коллектор – термин многозначный…
Из разговора, невольно подслушанного в трамвае.
Прежде чем пошел снег
Осень в Новой Шотландии – сезон не самый приятный. Тем более осень поздняя, когда погожие деньки можно перечесть по пальцам. Недели напролет затянутое хмарью и плачущее дождем небо – явление здесь в эту пору самое заурядное. Из-за довлеющей над всем и вся серостью, иной раз не сразу сообразишь: утро сейчас, день или уже вечер. Краса здешних лесов – дубы и клены – растеряли пышную листву, и теперь их голые стволы навевали лишь тоску и уныние. Словом, картина безрадостная.
11 ноября выдался один из таких угрюмых дней. С самого утра установилась обычная для межсезонья, то есть чертовски паршивая, погода. Столбик термометра застыл на нуле. Пелена свинцовых туч, нависших над землей бесформенной грязно-серой массой, угрожающе набухла. Того гляди, сверху прольется холодный дождь или того хуже – повалит снег. В довершение обшей удручающей картины порывистый, колючий, пробирающий до костей ветер с океана недвусмысленно давал понять, что осеннее ненастье разумнее пережидать, сидя в уютном кресле подле камина.
Не имеет ровным счетом никакого значения, что нынешний Галифакс давно уже не тот, притулившийся на задворках обитаемого мира городишко, каким он был в стародавние времена, а огромный мегаполис с трехмиллионным населением – промышленный, научный и образовательный центр Атлантической Канады. Но, невзирая на все это, из него так до сих пор и не выветрился дух степенной провинциальности. И коренные галигонцы, как называют себя местные жители, и те, кто провел здесь хотя бы пару лет, реагируют на предзимнюю непогоду так же, как сто, двести или триста лет назад: то есть, вняв голосу рассудка, предпочитают, по мере возможности не покидать своих домов. А значит, улицы пустеют и какая бы то ни было активность в Галифаксе и окрестностях замирает.
Сегодня же, вопреки той давней, прочно укоренившейся традиции, в городе царило невиданное оживление. Особенно заметно оно было на дороге, соединяющей город с аэропортом «Стенфилд». В обоих направлениях по шоссе непрерывным потоком катились большущие армейские грузовики вперемежку с разномастными автобусами, и веренице этой, казалось, конца не будет. К пассажирскому терминалу подъезжал либо угловатый камуфлированный грузовик, либо каплевидный автобус, быстро высаживал сотню – или что-то около того – мужчин, женщин и детей и возвращался в Галифакс за новой партией горожан. На смену ему немедленно подкатывал следующий.
После выгрузки прибывшие поступали в распоряжение военных, которых здесь было пруд пруди. Строго говоря, не совсем военных, а представителей военной полиции, которые выводили группу за группой на летное поле, где всем доставленным из города предстояло погрузиться на воздушные суда, чтобы убраться как можно дальше отсюда. Почему? Да потому, что третьи сутки шла эвакуация. И надо воздать должное армейским полицейским: с задачей своей они справлялись. Процесс был отлажен до автоматизма. Никакой суеты и неразберихи. Во всем чувствовалась четкость и организованность.
Попадая на летное поле, тысячи эвакуируемых сливались в некое подобие реки, медленно текущей по бетонным плитам аэродрома. Все те же парни из военной полиции умело разделяли эту людскую реку на ручейки, направляя каждый к одной из шести башен, отдаленно напоминающих знаменитую Эйфелеву. Впрочем, маячившие на фоне мрачного неба металлоконструкции имели существенные отличия от главной достопримечательности французской столицы. Они были в полтора раза ниже парижанки, и верхушка каждой представляла собой широкую платформу, предназначенную для швартовки воздушных судов и, соответственно, для посадки и высадки пассажиров. Ажурные башни-близнецы располагались примерно в полукилометре одна от другой, образуя цепочку, наискось уходящую к горизонту. Полицейские цвета хаки, стоявшие в оцеплении, внимательно следили за равномерным распределением отбывающих, по мере необходимости концентрируя людей возле той или иной конструкции.
Ежечасно к башням причаливало в общей сложности не менее десятка воздушных лайнеров. Они принимали на борт положенное количество людей и отваливали восвояси. В настоящий момент полным ходом шла погрузка на два корабля. Зависавшие возле платформ летательные аппараты, несмотря на свою массивность, легко и непринужденно парили над землей. Вид этих гигантских сигарообразных туш подспудно навевал ассоциации со старинными жесткими дирижаблями, созданию которых посвятил жизнь приснопамятный Фердинанд фон Цеппелин. Разумеется, сходство было чисто визуальным – за минувшие с тех пор почти три столетия техническая мысль шагнула далеко вперед. Каждая такая махина в разы превосходила размерами самое крупное из творений «старины Ферди», вмещала пять тысяч пассажиров и могла передвигаться со скоростью до двух с половиной тысяч километров час. Понятно, что первым энтузиастам дирижаблестроения подобные технические характеристики и не снились.
Э-ва-ку-а-ци-я… Казалось, давным-давно ушло в небытие это тягостное порождение войн, катаклизмов и техногенных катастроф прошлого. Даже и слово-то само почти стерлось из памяти. Кто же мог предположить, что в конце двадцать второго века оно вновь будет у всех на слуху. Видно, и впрямь рано или поздно все возвращается на круги своя. Снова люди вынуждены срываться с насиженных мест, ища спасения от неумолимо надвигающейся беды. И все из-за того, что в разных странах и на разных континентах лица, облеченные правом принятия решений, подверглись приступу массового умопомешательства, в очередной раз развязав всепланетарную кровавую бойню.
Впрочем, благодаря новейшим технологиям, кровопролитие в чистом виде ушло в прошлое. Усыпанные трупами поля сражений и бесчисленные жертвы среди мирного населения, вызванные разрушительными бомбежками городов, давным-давно канули в лету. Разумеется, танки, пушки, самолеты и ракеты никуда не делись – усовершенствованные почти до неузнаваемости они по-прежнему были смертельно опасны для человека, но силою вещей стали вчерашним днем, просто-таки детскими игрушками, которые ни в какое сравнение не идут с современными аннигиляторами. Если раньше противоборствующие стороны главным образом при посредстве снарядов, бомб и прочих боеприпасов превращали живую силу противника в мертвую плоть, а его боевую технику в металлохлам, то теперь после применения аннигиляторов не оставалось вообще ничего, даже пепла.
