Фернандо Сервантес - Конкистадоры: Новая история открытия и завоевания Америки

Переводчик: Александр Свистунов

Научный редактор: Андрей Кофман

Редактор: Петр Фаворов

Издатель: Павел Подкосов

Руководитель проекта: Александра Шувалова

Арт-директор: Юрий Буга

Дизайнер: Денис Изотов

Корректоры: Елена Воеводина, Зоя Скобелкина

Верстка: Андрей Фоминов

Верстка ePub: Юлия Юсупова

Иллюстрация на обложке: «Высадка Фернандо Кортеса и встреча с туземцами в Мексике в 1519 г., из книги XVI века» Album/British Library/Legion-Media

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Fernando Cervantes, 2020

© Издание на русском языке, перевод, оформление.

ООО «Альпина нон-фикшн», 2024

Брендану и Аннабель

τὸ ἀργύριον αὐτοῦ οὐκ ἔδωκεν ἐπὶ τόκῳ

«Ты целый мир соединить и справить смогла в себе»{1}. Этими словами поэт эпохи Возрождения Фернандо де Эррера обращался к своей родной Севилье в середине XVI в.[1] С блестящей краткостью эта фраза выразила изменения беспрецедентных масштабов: всего за несколько десятилетий андалузский город на окраине Европы превратился, по сути, в столицу величайшей империи, которую когда-либо видел мир. Под властью Карла V из династии Габсбургов эта империя соединяла средневековый христианский мир и лежащий на другом краю Атлантики американский Новый Свет. Нам хорошо знакома история, лежащая в основе резкого взлета Севильи. В 1492 г. эксцентричный генуэзский моряк по имени Христофор Колумб, надеясь пересечь Атлантический океан и тем самым достичь Индии, наткнулся на несколько островов в Карибском море. За этим последовала череда новых экспедиций, завершившихся блестящим завоеванием двух грозных цивилизаций: ацтеков Мексики, покоренных Эрнаном Кортесом в 1521 г., и инков Перу, побежденных Франсиско Писарро примерно десятилетием позднее. Побеждая, убивая и подчиняя местных жителей от имени императора из дома Габсбургов и самого Бога, оба они называли себя «конкистадорами».

Эти огромные новоприобретенные территории уже вскоре несли на себе следы пребывания энергичных и часто алчных поселенцев. Мужские и женские монастыри; соборы, церкви и кладбища; дворцы, особняки и торговые предприятия, соединенные сетью дорог, – все это через короткий промежуток времени стало определять местный ландшафт. Преобразования прошли быстро, в огромном – с точки зрения туземцев, часто травмирующем – масштабе и с непоколебимой величественностью, не оставлявшей сомнений в том, что захватчики планировали жить и править тут вечно. Термин «конкистадор» вскоре приобрел устойчивый смысл: на протяжении веков он был частью сознания информированной публики. Как сформулировал в свое время Томас Маколей, «каждый школьник знает, кто посадил в тюрьму Монтесуму и кто задушил Атауальпу»[2]. Пропитанную духом своего времени фразу Маколея сегодня невозможно повторять без мучительной неловкости. В школьном курсе истории давно нет представления об испанских конкистадорах как о блистательных искателях приключений: их куда чаще рассматривают как беспощадных переселенцев, виновных в жестоком геноциде мирных цивилизаций, ставшем первым грандиозным опытом колониализма раннего Нового времени – постыдного эпизода, который должен вызывать чувство глубокого отвращения у любого европейца.

Тем не менее то осуждение, с которым мы смотрим на конкистадоров, часто гораздо больше говорит о нашем собственном чувстве стыда за разрушительные последствия экспансии европейских государств для мира и его природы, чем о людях, запустивших эти процессы, даже не подозревая, к чему они в итоге приведут. Поэтому есть риск, что понятное чувство отвращения скрывает от нас те аспекты позднесредневековой религиозной культуры, которые лежали в основе представлений и деяний конкистадоров. Мы можем легко позабыть, что эти люди вызывали всеобщее восхищение своих современников, особенно англичан, которые рассказывали о деяниях Кортеса и Писарро с нескрываемым уважением и одобрением[3]. Каким бы мимолетным ни было это восхищение, оно отчасти сохранялось в различных формах и даже укрепилось в XIX в., когда находившиеся под влиянием романтизма путешественники часто оказывались очарованными причудливым и экзотическим миром, который приветствовал их, когда они пересекали Пиренеи. «Что за страна для путешественника! В любом постоялом дворе приключений не меньше, чем в зачарованном замке, любая трапеза едва ли не колдовство!»{2} – восклицал Вашингтон Ирвинг[4]. Нечто подобное оставалось правдой даже в 1949 г., когда знаменитый автор травелогов Патрик Ли Фермор ухватился за предложение принять участие в работе над новым циклом о путешественниках и исследователях: в письме Эдварду Шеклтону – сыну исследователя Антарктики – Фермор предложил в качестве идеи для публикации биографию пылкого товарища Кортеса Педро де Альварадо, сформулировав эту тему в терминах, которые недвусмысленно напоминают о текстах Уильяма Прескотта[5]. «История Альварадо настолько захватывает дух, – писал Фермор, – что ее практически невозможно рассказать скучно». Более того, «в ней, надо признать, есть удивительная драматическая завершенность!»[6]

В наши дни от такого восхищенного и чуждого критике энтузиазма почти ничего не осталось – и это явно к лучшему. Однако наше собственное восприятие конкистадоров оказалось сплетено с поразительно стойким мифом, согласно которому в истории Испании нет ничего, кроме жестоких деяний во имя политической реакции и религиозного фанатизма. Истоки этого мифа следует искать в разнообразных откликах на стремительный взлет державы испанских Габсбургов в XVI в. Поскольку это явление совпало с быстрым распространением печатного дела, неудивительно, что испанские Габсбурги стали первыми жертвами пропагандистов. Эта тенденция достигла апогея в 1581 г., когда была опубликована «Апология» (Apologie) Вильгельма Молчаливого, принца Оранского, – искусная филиппика, благодаря которой лидер антииспанского восстания в Нидерландах надеялся заручиться поддержкой своего дела, выставляя все испанское в самом мрачном свете. Его личным исчадием ада был сын и наследник Карла V, Филипп II, преступления которого, как утверждалось в тексте, включали всё: от двуличия и прелюбодеяния до инцеста и убийства собственных жены и сына