В истории будет: криминальный мир, разница в возрасте, сцены с эротикой.
***
– Может, тебе стоит найти спонсора и продать свою девственность? – скептически произносит подруга Валя, глядя, как у меня идет кровь из носа. Пока я пытаюсь натолкать салфеток в ноздри, судорожно подтирая капли на столике какой-то дешевой кафешки, девушка продолжает:
– Ты так однозначно сдохнешь, Ева. Постоянно голодные обмороки, давление и больницы…
Больницы. Да. Предыдущий раз я лежала там неделю назад.
– Я там отъедаюсь, – бормочу я. Салфетки кончаются. Кровь все идет, не желая останавливаться.
– На больничной жратве? Нормальных людей с нее блевать тянет. Ты всю еду, которую на стипендию покупаешь, отдаешь сестре. У вас долг за коммуналку. Долги по кредитам. Это путь в никуда.
По моему мнению, путь в никуда – это продавать свое тело. По крайней мере, раньше я была стопроцентно в этом уверена: нормальный человек найдет возможность заработать иначе. Жизнь, к сожалению, расставила все по своим местам. Никогда не говори “никогда”. На деле, легальные способы заработка, которые мне сейчас доступны, едва покрывают траты на жизнь.
Валя оставляет бумажную тарелочку в сторону, и помогает мне подняться. Мы выходим из кафешки в пасмурный осенний вечер. Я едва передвигаю ногами под монотонное бормотание подруги: такое чувство, что меня даже от ветра качает. Сосиска в тесте – слишком мало, для того, чтобы неожиданно набраться сил.
– … заплатят тебе тысяч сто. Ну, может, больше даже. Я не в курсе, но вроде за такое хорошо денег дают. Знакомая решила не дарить себя никому. Продала. Мужика зацепило и он взял ее на полное обеспечение. Сейчас, она, скотина, на Мальдивах жопу греет, когда нам максимум Геленджик доступен. Я бы и сама продалась так удачно, но мне уже нечего, а вот ты… Решайся. Сможешь хоть отдохнуть немного, протянешь…
“…ноги” – скептически заканчиваю я. Если меня будут лишать девственности, я точно откинусь от таких нагрузок на организм. Я уже и так еле живу.
В этот момент мой локоть выскальзывает из Валиного захвата, я спотыкаюсь об бордюр и неожиданно падаю в чьи-то объятия.
– Смотри, куда летишь, цыпленок, – низкий, с хрипотцой голос мужчины, чувствую всем телом. Меня словно обнимает раскаленная сталь. Только опомнившись, я понимаю, почему: приложившись щекой к груди незнакомца, я успеваю ощутить невероятно твердые мышцы.
Кажется, он сумасшедший. В такую холодину – и в одной футболке. Я бы уже шубу надела, если б она была. Но он горячий, как из печки. Похоже, ему отлично.
– Ой, – слышу радостный голосок Вали, – мы случайно. А это ваша машина?
– Моя, – теперь чувствую, как такой же низкий смех вырывается из груди незнакомца, – ты прокатиться хочешь?
– Хочу! – Валя радостно хлопает в ладоши, – а куда поедем?
– Ко мне домой, – следует простой и пугающий ответ.
С меня словно морок спадает и я резко отстраняюсь от человека. Валя сейчас договорится до чего-нибудь нехорошего. Как можно быть такой тупицей распущенной? Навязываться незнакомцу, чтобы он покатал на машине? Много ли маньяков на улице ходит? Думаю, что дочерта.
Я замираю, когда вижу лицо мужчины. Пересекаюсь на мгновение взглядом. Инстинкты вопят, что лучше сейчас же уйти, потому что у обычных людей такого взгляда не бывает. Жесткого и темного. Словно внутри у этого человека целая вселенная грехов.
Но причина даже не во взгляде. В памяти всплывает месячной давности газета с фотографией и большим, скандальным заголовком. “Убийца гуляет на свободе”. Камиль. Его зовут Камиль, и я бы сказала, что его руки были по локоть в крови.
Он привлекателен. Я еще тогда удивленно залипла на мужественном, с чуть резкими чертами, лице мужчины. Не могла поверить, что такие люди решаются на преступления. В памяти потом памяти всплыл Тед Банди – серийный убийца и любимчик женщин, и я констатировала тогда с сожалением, что у убийц действительно может быть обманчиво привлекательная внешность. Мир несправедлив и опасен.
Нам надо срочно уходить.
– Нет, – произношу я, и беру Валю под руку, – нам пора домой.
– Эй! – подруга выдирает руку, – давай ты не будешь командовать? Хочешь – иди. А я покатаюсь.
– Валь… – пытаюсь я вразумить ее, но она вскидывает ладонь вверх, останавливая меня и открывает дверь черного Мерседеса, собираясь в него залезть.
– Не-не-не, – тараторит безостановочно Валя, не давая мне даже слова вставить, – давай, до завтра. Не хочу твои нравоучения слушать.
Убийца по имени Камиль захлопывает дверь тачки, заканчивая поток Валиной болтовни. Он криво ухмыляется, неожиданно подходит ко мне, и я снова испытываю приступ паники: по сравнению со мной он намного выше и сильнее. Я даже не смогу ничего сделать. Никак не выручу подругу.
– Узнала, – констатирует он, мазнув по моему лицу взглядом, – боишься?
Я неопределенно мотаю головой.
– Я бы тебя не тронул. Но мы бы развлекли друг друга. Хотя, я люблю чуть более раскованных девочек.
Он садится в машину, заканчивая наш странный диалог, и спустя секунду та стартует с места, оставив меня стоять в одиночестве с мерзким ощущением в душе. Не знаю, что больше в тот день оставило гадкий, черный отпечаток беспокойства: то, как легко послала меня подруга, или встреча с этим человеком?
В любом случае, номера я успела запомнить. Я достаю телефон, чтобы позвонить в полицию, или, на крайний случай – родителям Вали, которые смогут ей вправить мозги. Но неожиданно на экране загорается входящий звонок. “Ляля”. Сестра звонит.
– Да, Ляль? – поднимаю я трубку.
– Ев, – голос сестры в трубке кажется совершенно пустым и уставшим, – папа…он… он в больнице. Забрали на скорой.
Она начинает плакать. Тихо и растерянно, а я закрываю глаза, покачиваясь на ледяном ветру, как деревце. Все настолько неожиданно, что я даже забываю о подруге.
– Что случилось?
Я отвратительный человек, но мне хочется услышать что-нибудь страшное и неотвратимое. Например “он выпал из окна”. Или “допился до инфаркта”. “В реанимации”. К сожалению, мне двадцать лет, а Ляле всего двенадцать, и она очень любит отца, несмотря ни на что. Поэтому я постараюсь не выдать свои эмоции.
– Его увезли с аппендицитом, – неуверенно произносит сестра, – кажется, так. Что-то в животе лопнуло. Только в больнице ему сделали анализы и нашли гепатит.
– Догулялся, – цежу сквозь зубы я.
– Да, – соглашается сестра, – сказали, что надо лечить. Или… умрет. Но у нас нет таких денег.
– И сколько? – усталость наваливается мне на плечи. Опять речь о деньгах.
– Ну… – сестра заминается, – что-то около четырехсот тысяч.
И снова начинает плакать.
Люди обходят меня, недовольно косясь, пока я растерянно смотрю в пространство. Откуда у меня такие деньги?
