Лайза осторожно приоткрыла дверь, выглянула в коридор и прислушалась. Кажется, никого. Она с облегчением вздохнула и на цыпочках пробежала расстояние в три метра до ванной комнаты. Сердце ее стучало как сумасшедшее. Лайза прислонилась спиной к закрытой двери и провела рукой по лицу, как бы стирая с него выражение испуга. Ничего не получилось: в глазах все равно беспокойно метался страх. Она еще раз вздохнула и машинально поискала глазами, чем бы подпереть дверь. Конечно же ничего подходящего она не нашла. Да и если бы Норман обнаружил, что она пытается закрыться в ванной, Лайзе наверняка пришлось бы плохо. В их доме никогда не было запоров на дверях, не считая, разумеется, входной. Уж ту невозможно было открыть даже при помощи танка.
Отвернув кран, Лайза сделала напор струи как можно слабее, чтобы шум льющейся воды не доносился из ванной, иначе Норман поймет, что она проснулась. А Лайза старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. Правда, ее старания были ни к чему, все равно Норман проводил с ней большую часть своего времени: то есть полдня, весь вечер и всю ночь. Эти ночи… Лайза ненавидела их. Она ненавидела также огромные часы в гостиной, которые каждый час громким боем оповещали ее о том, что все меньше и меньше времени остается до того момента, когда Норман приедет домой.
Лайза встала под душ и закрыла глаза. Ее рука скользнула по упругой груди, опустилась на живот и снова скользнула вверх. Горячая вода обжигала кожу, ванная комната наполнилась паром. Мокрые волосы прилипли к плечам Лайзы. Она откинула их назад и потянулась за гелем для душа. Ей очень нравился этот утренний ритуал – Лайзе казалось, что, принимая подолгу душ каждое утро, она очищается от ночного кошмара.
Лайза понюхала флакон с гелем: мандариновый. Ее любимый. Нет, есть и в ее жизни свои маленькие радости. Пусть они складываются из таких мелочей, как утренний душ, любимый аромат и пятнадцать минут покоя. Пятнадцать минут без Нормана.
Она выключила воду, завернулась в полотенце и, присев на краешек ванны, пустым взглядом уставилась в пол. Так она сидела минут пять, пока не услышала какой-то шум в коридоре. Лайза вздрогнула и очнулась от своих мыслей. Она торопливо отшвырнула полотенце и накинула на себя махровый халат.
– Дорогая, это ты в ванной? – послышался голос Нормана.
Дурацкий вопрос. Кто же еще, если не она?
– Да, милый, – последовал покорный ответ.
Лайза повернула ручку и, выйдя из ванной, наткнулась на своего мужа, который стоял за дверью. Она уставилась на верхнюю пуговицу его рубашки, как всегда расстегнутую. Норман не любил, когда воротник сжимал горло.
– Ты рано встала сегодня, – сказал он.
Лайза пожала плечами, продолжая смотреть на пуговицу. В глаза Норману она не смотрела уже давно. Не могла.
– Что ты хочешь на завтрак, милый? – спросила Лайза.
Норман приподнял голову Лайзы за подбородок. Она взглянула на его переносицу и отвела взгляд.
– Почему ты не смотришь мне в глаза? – спросил Норман.
Больше всего Лайза ненавидела его за то, что он все замечал. Однако она не боялась, что Норман прочтет ее мысли. Их он не мог у нее отнять, раз уж отнял все остальное. Она могла думать о чем угодно. Могла и думала. Хотя ей и казалось иногда, что Норман тем не менее умеет читать ее мысли.
– Что-то не так? – спросил Норман. – Что ты натворила?
Да что она могла натворить?! Он же знает о каждом ее шаге.
Лайза заставила себя взглянуть ему в глаза.
– Все так. Я ничего не натворила.
Норман выпустил ее подбородок, и Лайза снова уставилась на пуговицу. Глаза нестерпимо жгло, как если бы она долгое время смотрела на солнце. Однако вовсе не светлый лик Нормана вызвал эту резь, а его ответный взгляд: холодный, жестокий.
– Яичницу с беконом, – сказал Норман, будто вопрос о завтраке Лайза задала ему всего лишь секунду назад.
Лайза прошмыгнула в спальню, сняла халат и надела свою обычную домашнюю одежду: джинсы и рубашку. Почему-то Норману нравилось, когда она одевалась именно так. К счастью, его пристрастия полностью совпадали с предпочтениями Лайзы.
Норман уже сидел в кухне и, не дожидаясь своей яичницы, пил кофе.
Лайза бросила взгляд на его застывшую как изваяние неподвижную фигуру и открыла холодильник. Норман безмолвствовал, пока Лайза готовила завтрак, но пристально наблюдал за ней, и это нервировало ее до такой степени, что у нее дрожали руки и она боялась выронить что-нибудь.
Так же в молчании Норман принялся за поданную яичницу. Лайза села рядом и поставила перед собой на стол стакан молока.
– Ты как ребенок, – усмехнулся Норман. – Взрослые женщины пьют по утрам кофе или сок.
– Я люблю молоко, – тихо сказала Лайза.
– Да пожалуйста, разве я что-нибудь тебе запрещаю?
Лайза чуть не подавилась от прорывающегося нервного смеха. Она поспешила выпить свое молоко, чтобы не сердить Нормана.
– Я сегодня приеду поздно, дорогая. Ты не будешь скучать?
О, только бы не выдать радость!
– Конечно же буду, любимый. Мне совсем нечего делать. Здесь так пусто без тебя.
Норман нахмурился.
– Тебе не нравится твоя жизнь?
Что-то не так сказала, дура!
– Разумеется, мне все нравится! – Лайза сполоснула стакан под струей воды. – Я имела в виду, что очень скучаю, когда тебя нет рядом. Если бы возможно было, чтобы мы ни на минуту не расставались, я была бы самой счастливой женщиной на свете.
Какой ужас: а ведь когда-то она совершенно не умела лгать!
Норман улыбнулся. Лайза ответила тем же.
– Когда-нибудь так и будет, я тебе обещаю.
Тогда она выбросится из окна!
Норман встал и подошел к Лайзе, чтобы поцеловать. Ее тело было податливым, будто сделаным из пластилина. Норман с сожалением посмотрел на Лайзу.
– Поверь, я бы предпочел сейчас остаться с тобой, а не ехать в офис. Увидимся вечером.
Лайза услышала, как закрывается входная дверь. Норман педантично запер все замки. Лайза посмотрела в зарешеченное окно: муж упругой походкой направлялся к машине. Вот он обернулся и помахал Лайзе рукой. Она слабо махнула в ответ и опустила занавеску.
– Ненавижу… – прошептала Лайза. – Ненавижу.
Увы, она не могла этого произнести так громко, как хотела (а хотелось ей кричать), поскольку не была уверена в том, что в кухне нет подслушивающих устройств. От Нормана всего можно ожидать, он каким-то образом знал обо всем, что Лайза делала в его отсутствие: с кем говорила и о чем, кому звонила…
Правда, сейчас ей не с кем было разговаривать. В этом двухэтажном доме она была совершенно одна. Или вдвоем с Норманом, что еще хуже.
Лайза снова подошла к окну и распахнула его. Норман уже уехал.
Хоть глоток свежего воздуха.
Лайза вцепилась пальцами в холодные прутья решетки, будто хотела сорвать ее. Ни звука, кроме пения птиц. Вокруг только деревья и те за оградой. За высокой кирпичной оградой, которую Лайзе тоже хотелось разрушить. По ее щекам текли слезы.
