Король улицы:
из фавелы вдоль Латинской Америки
Вдохновлено историей легендарной личности и по совместительству моим спутником жизни, бразильским музыкантом Emerson Pinzindin.
Предисловие: священная земля
Казалось, небо разверзнется над ее головой, наливаясь тяжелыми тучами, в любой момент грозившими опрокинуться тоннами холодного дождя. Нет, это не видение. Злым порывом зимнего августовского ветра снесло крышу ветхой лачуги, коих великое множество в фавелах* (трущобах), прилегающих к великому сан-паульскому монстру.
Жители этих лачуг немало натерпелись за историю пост-рабства, заплатив за свое освобождение благами цивилизации, которые, увы, для многих из них так и оставались невозможными до конца их жизни. Как правило, фавелы строились в местах малопригодных для жилья, канализация там пролегала под открытым небом, к смраду которой приходилось привыкать с детских пеленок.
Часто неукрепленные участки земли холмистой местности размывало тропическими ливнями, и они заваливали бедняцкие деревни. И поскольку воде деваться было некуда, она заполняла жилища, вымывая оттуда и так небогатое имущество.
Марии пришлось испытать на себе все прелести жизни в фавеле, но другой она и не знала. Иногда ей становилось любопытно, а как бы сложилась ее жизнь, если бы ее дед, сразу после освобождения рабства пришедший из Баии* (штат Бразилии недалеко от экватора) пешком, остался бы там. Говорят, в Баии даже беднякам живется неплохо: там теплый климат, солнце круглый год, фрукты весят повсюду – с голода точно не умрешь.
И зачем ее деду понадобилось совершать этот путь, предопределивший их нищенское существование? Ну конечно, он сделал это в поисках лучшей доли. Тогда, да и по сей день, Сан-Пауло представляется для многих центром вселенной, юдолью для обделенных судьбой, кладезем бесконечных возможностей, которые так и польются на тебя, стоит только ступить на «священную землю».
Ну вот он и ступил. А чего добился? Того же, что и все, кто кидается за добычей иллюзий – полного разочарования? Хоть и оказался он крепким малым – не свалили его по дороге ни лихорадка, ни грабители, шел он, то пешком, то на перевозных, то подрабатывая, то останавливаясь, и так несколько лет. Стал основателем этой фавелы. И прожил немалый срок: 118 лет. В местном музее Сан-Пауло выставлена его трость – символ самого пожилого жителя штата* (в реальности эта трость принадлежала члену семьи по другой линии).
А может быть стремление к свободе и мечте о безграничных просторах идет от крови североамериканских индейцев, текущей в жилах ее матери, чья история не менее загадочна. Потомок свободолюбивых индейцев, выживших в неравной борьбе с кровожадными американцами, джамаиканец Джон, которого все принимали за чистокровного англичанина, был направлен на построение железной дороги в Бразилию. Там-то он и познакомился с бабушкой Марии.
Они любили друг друга долгих пятнадцать лет, в результате чего на свет появилось трое детей. Потом он вернулся в Англию, где у него была семья, и куда он эмигрировал, будучи ребенком. А бабушка Марии осталась воспитывать плоды своей любви, ни на секунду не сожалея о случившимся. Она знала, что потомок североамериканских индейцев оставил своим детям лучшее наследство – гордость за свои корни, страсть к справедливости и служение моральным идеалам…
Помечтать иногда было приятно, но все эти рассуждения и воспоминания надолго в голове Марии не задерживались – некогда. Нужно заботиться о муже и шестерых детей. Вернее, семерых, так как этот, последний, уже на подходе, его головка пробивала себе путь. Но, несмотря на дикие схватки, Мария, привыкшая к родильной боли, рассуждала трезво: если муж вскорости не явится домой, то всем им придется туго. Дождь зальет кровать, где происходил родильный процесс, хижина окажется на плаву, а новорожденный, возможно, погибнет, так и не успев насладиться первым днем своей жизни.
Значит, надо самой поторапливаться – рассчитывать не на кого. Дети, скорее всего, где-то бегают – в такие моменты она сама их отсылала из дома. Рядом на тумбочке лежат ножницы, чтобы обрезать пуповину. Выходи, милый, выходи скорее, от этого зависит наша с тобой жизнь.
Ее тело словно превратилось в пружину, матка – в насос, который, наконец, вытолкнул маленькое склизкое существо на свет. Она выдернула его из своего лона, может быть излишне резко, так, что от боли пришлось прикусить губу, а он заверещал, что было мочи. И в этот момент небо разверзлось яростным ливнем.
Сеньор Нельсон
Нельзя сказать, что он считал себя обделенным жизнью. На что ему было жаловаться? Крыша над головой имелась всегда, благо во времена его молодости земля в некоторой отдаленности от Сан-Пауло особой ценности не имела, можно было прийти со своей семьей и наподобие цыганского табора занять понравившееся место. Потом сняться и идти дальше, в поисках лучшей доли.
Бог не дал ему, негру, никаких привилегий в этой стране изобилия, ни об образовании* (бедняки до 1940-х учились лишь до 4-го класса), престижной работе или карьере не могло быть и речи, но у него было доброе сердце, любимая жена, детишки – что еще нужно для счастливой жизни? Зарабатывал он извлечением из мусора разнообразных предметов, которые потом можно было сбыть. Он также стучался в дома и просил людей пожертвовать или продать задешево медь и другие металлы, которые потом перепродавал.
И праздновал он свой праздник жизни то в церкви, вознося благодарность щедрому Богу, то в соседнем баре, за бутылочкой пива или кашасы* (местного спирта). Правда, если раньше он частенько увлекался алкогольным процессом, особенно когда обстановка к тому располагала – будучи холостяком он обожал посещать школу самбы Вай-Вай, где подыгрывал на своем пандейро* (бразильский бубен), то в последнее время он стал умерен в этом вопросе, поскольку настоящему кренче* (верующему евангелие) не подобает опьянять свой разум.
А сейчас ему трезвый разум ой как пригодился, сосед только что за ним прибежал, сообщив, что крышу его и так ненадежной лачуги снесло. «И ведь сегодня поутру Мария как раз жаловалась на тяжесть в животе, вдруг она в этот момент дает свет ребенку* (так бразильцы называют процесс рождения). А тут еще и ливень надвигается!» И они вдвоем побежали, что есть мочи, наперегонки увесистым каплям, уже отчаянно барабанящим по их распаленным лицам.
Когда сеньор Нельсон вбежал в спальню, дождь внезапно закончился, что совершенно несвойственно для тропиков, поэтому вода в домике не успела сильно подняться. На мокрых простынях лежала его жена и маленький карапузик, который почему-то не плакал, а улыбался счастливой улыбкой ангела. Казалось, зимний августовский ветер совершенно не мешал им находиться в каком-то, одним им понятном экстазе.
