© Сотникова Н.Н., 2024
© ООО «Издательство Родина», 2024
* * *
Испокон веков вернейшим средством оказать желаемое влияние на монарха или крупного политика иностранной державы считалось подослать ему обольстительную во всех отношениях женщину, перед чарами которой он не смог бы устоять. Наиболее яркими примерами таких операций в истории стали, во-первых, фрейлина французского двора Луиза де Керуаль (1649–1734), которую Людовик ХIV в качестве «la seductrice plenipontentiaire»[1] с тайным заданием отправил ко двору английского короля Карла II, положившего глаз на прелестную брюнетку. Она блестяще справилась с обязанностями долговременного агента влияния, побудив монарха-протестанта проводить профранцузскую политику и перед смертью перейти в лоно католической церкви.
Второй такой случай на уровне международной политики имел место уже в середине ХIХ века. Прогресс, продвигавшийся семимильными шагами, не особенно сказался на изменении свойств человеческой натуры. В 1855 году глава небольшого Сардинского королевства на севере Италии, король Витторио-Эммануэле II, его и премьер-министр Кавур отправили в Париж ко двору императора Наполеона III ослепительную красавицу, графиню Вирджинию Кастильоне (1837–1899). Перед этой любовницей короля (Витторио-Эммануэле II объяснял частые визиты в дом супругов Кастильоне необходимостью «возбудить патриотические чувства графини») и кузиной Кавура была поставлена цель склонить императора к франко-сардинскому союзу. Вирджиния как нельзя лучше справилась с этой задачей, уговорив Наполеона III оказать поддержку объединению разрозненных государств на Апеннинском полуострове в единое итальянское королевство.
Но не так уж редки случаи, когда подобная стратагема могла бы дать сбой. К примеру, никакому зарубежному монарху не могла прийти в голову шальная мысль подослать ко двору короля Пруссии Фридриха II красавицу, способную оказать влияние на проводимую им политику. Но вот французам и саксонцам не раз удавалось внедрять в окружение Фридриха привлекательных молодых людей. Дабы сместить графа Сомерсета, ненавистного фаворита английского короля Иакова I, его враги пошли на большие денежные затраты, чтобы купить должность королевского виночерпия для несказанной красоты молодого дворянина Джона Вильерса. У него даже не нашлось средств на приличную одежду, так что заговорщикам пришлось скинуться и на экипировку. Зато потом всесильный фаворит как Иакова I, так и его сына Карла I, получивший титул герцога Бекингема, обрел безграничную власть в королевстве и потрясал всю Европу безнаказанным ее злоупотреблением и сказочно роскошным образом жизни.
В этой книге речь пойдет не об умных и деятельных фаворитах-царедворцах, таких как граф Оливарес при короле Испании Филиппе IV, первый министр Жан-Батист Кольбер при Людовике ХIV во Франции или маркиз де Помбал при Жозе I Португальском, снявших с плеч благодарных монархов бремя государственных забот и трудившихся на благо отечества, и не о сподвижниках вроде светлейшего князя Меншикова, фельдмаршала Шереметева и прочих многочисленных «птенцов гнезда Петрова» при этом великом российском императоре. Все они в конечном счете трудились на пользу и во славу родины.
Нет, мы будем говорить о судьбах именно «сердечных друзей» коронованных особ, чаще всего не обладавших знаниями и энергией фаворитов-реформаторов или сподвижников, но тем не менее, по необъяснимым причинам, оказывавших огромное, нередко пагубное, влияние на своих покровителей. Почему для оправдания существования фаворитов того же пола сильные мира сего часто ссылались на античность, проводя параллели с нерасторжимой дружбой героев мифов и древней истории? Отчего среди монархов сложилась столь устойчивая традиция поощрять их изображение в виде античных персонажей в самых различных жанрах искусства? Давайте для начала воскресим в нашей памяти кое-какие весьма многочисленные примеры из античных времен.
Кого любили древние боги и герои
Если исходить из свидетельств древнегреческой и древнеримской мифологии, даже боги не гнушались обзаводиться фаворитами мужского пола, причем таких примеров было немало. Мы привыкли представлять себе бога света и искусств Аполлона на горе Геликон не иначе как окруженного девятью прекрасными музами и исторгающего божественные звуки из струн кифары. Было бы совершенно естественно, если бы он завел интрижку с одной из этих пленительных и одаренных красавиц или же перебрал бы по очереди всех девять жриц. Ничего подобного, в мифологии нет свидетельств, чтобы такие увлечения были замечены за ним. Вполне возможно, Аполлон умышленно предпочитал не отвлекать муз от вверенных им сфер искусства и науки и преднамеренно обратил свой взор в другую сторону. Правда, в мифологии утверждается, что с женщинами златокудрому богу не везло, поскольку он некогда оскорбил бога любви Эрота и тот настырно не переставал мстить ему. В качестве примера уместно вспомнить историю нимфы Дафны, превращенной в дерево, когда она безуспешно пыталась скрыться от домогательств Аполлона. Во всяком случае именно этот светозарный бог искусства считается одним из покровителей однополой любви, ибо имел много совершенно захватывающих связей именно такого характера. В античных источниках называется до 20 имен объектов его страсти, в частности Аполлону приписывают любовь и к фракийскому певцу Тамирису, и даже к богу бракосочетания Гименею.
Пожалуй, самым сильным из его увлечений стала привязанность к прекрасному юноше Гиацинту, сыну царя Спарты. Аполлон пообещал передать ему все свои знания и умения, если царевич «позволит ему любить себя». Их союз стал настолько крепким, что они проводили все время вместе и однажды затеяли соревнование в метании диска. Аполлон придал снаряду такой толчок, что тот улетел за облака. Гиацинту не хотелось отставать. Он изо всех сил метнул диск, тяжелый круг ударился о камень, отлетел рикошетом и сразил юношу наповал.
Горе Аполлона было огромно. Желая воздать вечную память погибшему, бог превратил его в цветок с тем же именем. Тут следует отметить, что в давние мифологические времена разнообразие земной флоры не было столь велико и под названием гиацинта произрастал цветок, который мы ныне называем ирисом. Аполлон столь безутешно оплакивал любимого, что его слезы на лепестках превратились в яркие пятна. Именно ими в самых разных оттенках мы сегодня любуемся на многочисленных разновидностях ириса.
По-видимому, со временем бог все-таки утешился, ибо не менее сильной оказалась его любовь к юноше Кипарису, сыну царя острова Кеос, также поразившему Аполлона своей красотой. Правда, Кипарис был настолько привязан к священному оленю, что, нечаянно убив его, попросил бога превратить себя в вечный символ скорби, одноименное дерево, ставшее эмблемой невосполнимой утраты. Любопытно, что выдающийся русский живописец Александр Иванов счел нужным объединить на своей картине (к сожалению, оставшейся незаконченной) Аполлона именно с Гиацинтом и Кипарисом.