Когда король еще не знал, что величайшая любовь его обернется погибелью, – не знал он и того, что погибель ему принесет крохотное, беспомощное человеческое дитя.
Она была единственным огоньком жизни на безбрежном пространстве запустения, единственной спасшейся на сотню миль. Ей было четыре, а может, восемь – трудно сказать: слишком махонькая даже по человеческим меркам. Хрупкое существо с гладкими черными волосами, спадавшими на большие серые глаза.
Скорее всего, где-то под обугленными бревнами и каменными обломками были погребены изувеченные родные этой девочки. Или их искореженные тела остались лежать под ночным небом, и их растащили хищники – как те, что сейчас пристально следили за ребенком подобно ястребу, взирающему на кролика.
Вот оно, место людей в этом мире: они добыча и паразиты, а часто и то и другое.
Рядом с ней приземлились трое крылатых мужчин, улыбаясь своей удаче. Девочка тотчас попыталась вырваться из-под зажавших ее завалов. Она сразу поняла, кто они, – узнала заостренные зубы и крылья без перьев. Возможно, узнала даже униформу: пурпурные мундиры хиажского короля ночерожденных. Не в таких ли мундирах были те, что сожгли ее дом?
Но бежать она не могла. Лохмотья безнадежно запутались в развалинах. Да и как такой мелюзге сдвинуть камни?
– Ты только глянь, что за ягненочек!
Незнакомцы подошли ближе. Один протянул руку – девочка ощерилась и цапнула его мелкими острыми зубами за кончики пальцев.
Солдат зашипел и дернулся, а его спутники расхохотались:
– Ягненочек? Да это гадюка!
– Или просто садовый ужик.
Укушенный потер ладонь, смахнув красно-черные капли, и повернулся к ребенку.
– Не важно, – буркнул он. – На вкус-то они все одинаковые. Не знаю, как вы, уроды, но я после такой долгой ночи проголодался.
В это мгновение их всех разом накрыла тень.
Солдаты вытянулись во фрунт, почтительно склонили голову. Зябкий воздух дрогнул, и вокруг их лиц и крыльев, словно лезвие, поглаживающее горло, закружилась тьма.
Хиажский король не вымолвил ни слова. Ни к чему. В тот момент, как он явил свое присутствие, все умолкли.
Он не был физически самым сильным вампиром. Или самым свирепым воином. Или самым мудрым мыслителем. Но поговаривали, что его благословила богиня Ниаксия, а всякий, кто с ним встречался, мог поклясться, что так оно и было. Мощь сочилась из всех его пор, смерть отметила каждый его вздох.
Солдаты молча наблюдали, как он шагнул к обломкам хижины.
– Ришан из этих мест повычистили, – отважился сказать один, выждав несколько томительных мгновений. – Остальные наши двинули на север, и…
Король поднял руку, и снова наступила тишина.
Он присел рядом с девочкой, смотревшей на него зверьком.
«Маленькая совсем», – подумал он.
Ее жизнь, считаные годы, – ничто по сравнению с веками его существования. Но, глядя на него яркими, сверкающими, как луна, глазами, она излучала лютую ненависть.
– Ее нашли здесь? – спросил король.
– Да, сир.
– Это из-за нее у тебя на руке кровь?
– Да, сир, – стыдливо прозвучало среди волны плохо сдерживаемых смешков.
Солдаты решили, что он над ними подтрунивает. Нет. Они тут были ни при чем.
Король потянулся к девочке, и она щелкнула челюстями. Он позволил укусить себя – не стал отдергивать руку, даже когда ее зубы, пусть и совсем крошечные, глубоко вонзились в его костлявый указательный палец.
Девочка смотрела ему прямо в глаза не мигая, а он с нарастающим любопытством изучал ее.
Это был не взгляд запуганного ребенка, который не понимает, что делает.
Это был взгляд существа, которое осознало, что противостоит самой смерти, и предпочло плюнуть ей в лицо.
– Маленькая змейка, – пробормотал король.
Солдаты за его спиной захохотали. Король не удостоил их вниманием: он не шутил.
– Ты совсем одна? – мягко спросил он.
Девочка не ответила. Не могла говорить со стиснутыми зубами.
– Если ты меня отпустишь, – сказал король, – я ничего тебе не сделаю.
Она не ослабила хватку, продолжая злобно таращиться. По подбородку у нее стекала черная кровь.
– Хорошо, – улыбнулся король. – Ты и не должна мне доверять.
Он высвободил палец и осторожно вытащил вырывающуюся девочку из-под груды обломков. Даже отчаянно сопротивляясь, она хранила полное молчание. И, только взяв ее на руки – богиня, какая же она легкая, можно поднять одной рукой, – он понял, как она покалечена. Рваная одежда пропиталась кровью. Этот сладкий запах проник королю в ноздри, когда он прижал девочку к себе. Та едва не теряла сознание, но держалась, напрягшись всем телом.
– Успокойся, маленькая змейка. С тобой не случится ничего плохого.
Король погладил девочку по щеке, и ребенок снова попытался его укусить, но кончики его пальцев осветила искра магии. С шепотом ночи пришло лишенное снов забытье, слишком тяжелое, чтобы ему могло сопротивляться даже это злобное мелкое создание.
– Что нам с ней сделать? – спросил один из солдат.
Король твердыми шагами прошел мимо них.
– Ничего. Я заберу ее.
Смятение.
Хотя король не мог их видеть, ему было понятно, что они обмениваются неловкими взглядами.
– Куда? – наконец спросил солдат.
– Домой.
Ребенок спал, крепко зажав в кулачок шелк королевской рубашки, – сопротивлялся хотя бы так, даже во сне.
Домой. Он заберет ее домой.
Вот так все и случилось. Король вампиров-хиажей – покоритель Дома Ночи, благословленный богиней Ниаксией, могущественная фигура в королевстве, и не в нем одном, – увидел в этом ребенке частицу себя самого. И когда он смотрел на девочку, что-то теплое, что-то горькое и сладкое одновременно шевелилось в его груди, под этим крепко сжатым кулачком. Нечто более опасное, чем голод.
Сотни лет спустя историки и богословы будут возвращаться к этому мгновению. К этому шагу, который однажды обрушит империю.
«Какое странное решение! – будут шептать они. – Зачем он это сделал?»
И действительно, зачем? В конце концов, вампиры лучше всех знают, как важно защищать сердце.
А любовь, как нетрудно понять, острее любого осинового кола.
