Антон Павлович, будучи психиатром, подрабатывал в призывной комиссии. Работа несложная, но монотонная. Ему оставалось два года до заслуженной пенсии, но, как оно обычно бывает в самый пик призыва, не получалось даже покурить спокойно, две-три затяжки, глоток обжигающего кофе – и снова к набившему оскомину опросу призывников. В такие моменты он всерьез подумывал отказаться от подработки, но призыв не вечный, а лишних денег не бывает.
– Во сне ходите?
– Иногда бывает, но в целом я нормальный, – не отводя взгляда, рассуждал призывник Алексей Губа. – Я буду откровенен, мне надо попасть в армию! В воинскую часть номер 674. Только так я получу помилование за грехи прошлых жизней.
Повидавший немало на своем веку Антон Павлович не удивился, а лишь невозмутимо поправил очки и пристально посмотрел на юношу. Призывник Губа обладал незаурядной внешностью: глубоко посаженные темно-коричневого цвета глаза, впалые щеки. Массивные скулы и большие щели в резцах делали его улыбку несколько зловещей. Черные неухоженные волосы отдавали жирным блеском и непослушно торчали хохолком. Руки были массивными и жилистыми, под ногтями грязь. Попадание в образ психически нездорового человека было почти полным. А когда призывник Губа низким хрипловатым басом стал рассуждать о важности службы в рядах вооруженных сил, в его глазах появилась пугающая искорка веры в задуманное. Антон Павлович приподнял брови от удивления – вот так сразу, без детального расспроса, нарисовался диагноз.
– Один вопрос, почему именно 674-я часть?
– Если я вам отвечу, вы не направите меня на дополнительное обследование?
– Так все же?
– Моя истинная цель – разорвать порочный круг темного ритуала.
– В воинской части?
– Согласен, звучит неправдоподобно, – оскалив зубы, ответил призывник. – Но доверьтесь мне!
Антон Павлович не стал рисковать безупречной репутацией, предвидя ЧП с новобранцем в одной из воинских частей. И полез в ящик за направлением в психоневрологический стационар. Тем более, что долговязый худой призывник Алексей Губа не подходил для воинской службы и по другим статьям. Как говорится, был повод под предлогом общего обследования поставить искомый диагноз.
Год спустя. Воинская часть.
Старослужащие, как всегда, коротали вечер в ленинской комнате: карты, портвейн и немного травки, сегодня был повод – прибыл новый призыв, а значит, до дембеля остался последний рывок. Игра с костяным кубиком была старой забавой, уже никто не помнил, кто первый выстрогал на гранях судьбоносные символы, но многие дембеля охотно проверяли удачу. Поговаривали, этот кубик выстрогали из человеческой кости погибшего на учениях солдата. Но, как бы там ни было, ритуал проверки удачи долгие годы передавался вместе с денежным призом каждому следующему призыву. Суть игры простая: кидаешь кость и выполняешь выпавшее послание. Все шесть картинок были символичны: рюмка, удавка, монета, фаллос, череп, кулак. Интерпретация рисунков с каждым годом оттачивалась и усложнялась в плане выполнения. Но и выигрыш, деньги всей роты, каждый год пополнялся сумой от тех, кто не смог выполнить поручение кубика.
– Ну че, рыжий, рискнешь поднять куш? Готов общие деньги вложить? – брал на слабо Тимур Кротов. – Второй год кубышка пополняется. Проверим, кто ты по жизни?
– А на двоих можно? – спросил рядовой Стволов.
– По десять с каждого, но кидает один.
– Идет, я кидаю кость! – залпом осушив содержимое алюминиевой кружки, приготовился проверить фортуну рядовой Рыжов. – Вот наши двадцать серебряников!
Конопатый рыжеволосый Иван Рыжов был противоположностью невысокому блондину Николаю Стволову, они были земляками и дружили с первых дней службы. Наглые и самолюбивые, они терроризировали новобранцев и держали в страхе всю роту. Третьим был рядовой Кротов, про таких говорят – это он зачинщик конфликта. Худощавый, хитрый, с мышиными глазками, этот сослуживец был первым в любой драке. Он подмечал все и охотно манипулировал сверстниками. Было не удивительно, почему прошлый призыв именно ему передал костяной кубик. Так что, когда хмельной солдат положил пресс тысячных купюр на стол, Кротов, потирая руки и довольный началом игры, полез в тайник. Отодвинув плинтус, он достал и неторопливо развернул пакет. На стол упали деньги, аккуратно переплетенные резинкой, четырнадцать прессованных пачек. Ритуальный кубик был завернут в белоснежную портянку. Сержант развязал узел и с прищуром посмотрел в напряженные лица старослужащих.