Всегда мечтала о книге, в которой психотерапевты не хвалились бы своими достижениями, а рассказали откровенно, как они облажались и как после этого выжили. Нельзя сказать, что таких признаний нет вообще. Иногда великие делятся косяками, вселяя в начинающих психотерапевтов надежду, что и у тех не все пропало. Так, Ирвин Ялом описывает промахи, правда, от лица лирического героя в своих то ли художественных, то ли популярно-психологических произведениях, но все равно спасибо ему за это. Милтон Эриксон с высоты своей гениальности тоже, посмеиваясь, рассказывает, как то один, то другой пациент пытались его облапошить, хотя и чаще всего безуспешно. Прекрасны автобиографические заметки Якоба Морено, явившего миру психодраму не раньше не позже, а 1 апреля, в День дурака, когда его освистали за то, за что позже канонизировали как родоначальника метода. Опять же Фрэнк Фарелли, начавший карьеру провокативного психотерапевта с расстегнутой ширинки…
На примерах этих и других известных людей вы можете убедиться сами, что за одного битого двух небитых дают. Лично я на занятиях по психоконсультированию за каждую ошибку выдаю студентам звездочку и набравшему максимальное количество ставлю на экзамене автоматом пятерку. Чем больше вы накосячите, тем у вас круче будет «опыт, сын ошибок трудных». Вот почему мне показалась ценной идея собрать все психотерапевтические ошибки под одну обложку. Я на полном серьезе считаю, что такая книга нужна, и нужна, прежде всего, начинающим специалистам в области психологического консультирования. Я обучаю студентов факультета психологии второго высшего образования более четверти века и все это время наблюдаю в их профессиональном становлении одну и ту же динамику. Они совершают одинаковые ошибки, которые можно назвать цепью инициаций, каждая из которых поднимает психолога на очередную ступеньку мастерства.
Поэтому, не дожидаясь, пока кто-то напишет эту книгу, я написала ее сама как своеобразный учебник по консультированию. Отчасти в ее основу лег мой курс, который я читаю все эти годы студентам. «Читаю» – неточное слово, потому что оно используется в академическом подходе, а мой курс организован интерактивно. Я считаю, психологическому консультированию невозможно обучить теоретически. Единственный эффективный путь, мне известный, – это вылечиться самому и понять, как ты это сделал. К чему я это говорю? К тому, что книга – теория, мертвый продукт, порожденный живыми ситуациями, которые прожила и осмыслила я сама и мои коллеги. Вы прочтете о них, но это нисколько не освободит вас от вашего собственного опыта, не подстелет соломки. Вы будете падать, ушибаться, подниматься и, потирая ушиб, вспоминать написанное в этой книге и восклицать: «Так вот он какой, северный олень!»
Я собирала материал для учебника по консультированию долгие годы, и долгие годы никак не могла структурировать материал. Этот неуловимый предмет голографичен, в каждом его осколке проглядывает целое. Те, кто до меня пытался писать подобные книги, думаю, споткнулся о то же самое препятствие. Недаром Дмитрий Соколов назвал свою книгу «Лоскутное одеяло»1, а Екатерина Михайлова – «Пустяки психологии»2. Надорвавшись от непреодолимых потуг разродиться чем-то фундаментальным, я оставила эти попытки и позволила себе просто получать удовольствие от написания текста, вспоминая юность. Те благословенные времена, когда я с энтузиазмом шла в психологическую консультацию, как Одиссей в свое полное приключений плавание, как Робинзон – в обживание необитаемого острова, как Сталкер из одноименного фильма Тарковского – в Зону, как герой волшебных сказок – туда не знаю куда, чтобы найти то не знаю что.
В контексте этой книги я использую слова «психотерапевт» и «психоконсультант» как синонимы, подразумевая под ними людей, работающих с проблемами в области человеческих взаимоотношений, а не представителей медицинской психотерапии. Также я не описываю какой-то конкретный подход, а стараюсь брать для иллюстраций примеры, отражающие неспецифические навыки психологического консультирования, общие для всех гуманистически ориентированных подходов.
Любите ли вы практическую психологию так, как люблю ее я? Тогда пусть вам сопутствует вдохновение.
Глава 1. Как мы ими становимся
Мы лечим других людей с помощью своих собственных ран… Та проницательность, которая приходит к нам благодаря собственной борьбе с нашими проблемами, и приводит нас к тому, чтобы мы развили эмпатию и креативность по отношению к другим… и сострадание.
Ролло Мэй «Раненый целитель»
Я никогда не признаюсь незнакомым людям, кто я по профессии, а вы? Если вы допускали эту оплошность, ну, там, где-нибудь в купе поезда, то от вас либо шарахались, как от прокаженного, либо просили совета («Вот вы мне как психолог скажите…»), либо насмехались, обвиняя в шарлатанстве-сектанстве-разгонянии облаков. К счастью, у меня есть еще одна профессия, первая, и мне не приходится лгать, отвечая на вопрос, кем я работаю: преподаватель.
Мне казалось, что психологом я стала случайно. Как-то я взмолилась, куда бы уйти из школы, в которой в должности учителя-словесника после педвуза оттрубила семь лет. Это было августовским утром, когда закончился двухмесячный преподавательский отпуск и надо было снова идти заниматься абсурдом: ставить детям оценки, зевать на педсоветах и проверять в тетрадях одни и те же ошибки до тех пор, пока сама уже не начнешь переправлять правильные гласные на неправильные. По радио передавали: «Швейной фабрике „Северянка“ требуются швеи-мотористки». Почему нет? Из двух зол швейная фабрика – меньшее. Но в то достопамятное утро я все-таки выбрала школу.
На входе завуч остановила меня вопросом:
– Хочешь год не работать, а деньги получать?
– Канэшна хачу!
– Тут у нас ввели ставку школьного психолога… Приказ РОНО – от каждой школы отправить по одному учителю на обучение с отрывом от производства на год…
– А ты чего такая добрая, сама не идешь?
– Да предложили-то как раз мне… А оно мне надо?
– А мне – надо!!!
Так я попала не в швеи-мотористки, а в психологи, хотя в том и другом разбиралась одинаково, то есть никак. Шел 1989 год, начало «лихих девяностых», когда педагогам по нескольку месяцев не платили зарплату, в магазинах не было продуктов, водка продавалась по талонам, и повсеместно отрубали отопление и электричество. Это была пора экономических пирамид, ваучеров, денежных реформ. Я досрочно расторгла три страховки под стенания страхового агента, пророчащего нищету, и не прогадала: мои родители тогда же вмиг потеряли все сбережения, накопленные за жизнь. А я продержалась на деньги от расторгнутых страховок до конца своего годичного обучения, за которое, естественно, не заплатили.
